После нас

Волгин Юрий

– День добрый, Марков. Как спалось?

– Нормально. Хотя я, как и все, был разбужен вашим внезапным появлением.

– Стало быть, наше внезапное исчезновение не помешало тебе лечь в уютную кровать и видеть в ней сладкие сны? – спросил Густав.

– Не передергивай, странник, ты прекрасно понимаешь, что к чему. – Марков присел на переднее крыло квадроцикла, положив ручку зонтика на плечо.

– Еще бы, мне ли не понимать? Я слышал, что ты обратился к богу. Или это всего лишь нелепые слухи? Твои соседи очень хорошего о тебе мнения, говорят, мол, наш новый брат трудолюбив

и богобоязнен.

Густав попытался ножом расширить щель, в которую затекла кровь, но это было не так-то просто, потому что эластичный материал сиденья восстанавливал свою форму, как только странник убирал лезвие ножа.

Поэтому, так и не найдя решения, как забраться в эту узкую глубину, странник решил отмыть остальную часть квадроцикла, легко доступную и видимую глазу.

– Я не боюсь Бога, странник, – сказал Марков. – Я лишь начал понимать, что Он существует.

– Это почему же?

– Много знаков окружают нас, мы живем в мире знаков, но по-настоящему счастлив тот, кто их видит.

– Скажи, – Густав оперся на руль и наклонился, разминая затекшую спину, – а ты не врешь мне о своем счастье? Если бы наш любимый отец Захарий не разговаривал с богом, то поверил бы ты в него так, как веришь сейчас?

– Конечно! Безусловно! Его разговоры не имеют никакого отношения к моей вере! – воскликнул Марков. – Раньше я, как и ты, верил только в машины, в энергию. Но теперь я отчетливо осознаю, что есть что-то, что создало все эти машины и всю эту энергию. Сила, породившая силу. В голове не укладывается, но я стараюсь смириться и с каждой службой отца Захария понимаю все больше и больше.

– Да, да, да. Сказать тебе, Марков, почему я не верю в бога? – спросил Густав.

– Почему же? – Старик начал крутить зонтик, и кончики спиц, к которым крепился желтый нейлон, мерно загудели.

– Потому что моя вера ничтожна. Я могу верить в закон притяжения. Могу верить в то, что мой корабль пройдет на одном баке тысячу километров. Но я могу во все это и не верить. Что изменится от этого? Ничего. Всем плевать на мою веру, вещи живут сами по себе.

– Нельзя сравнивать такое! – гневно сказал Марков. – Нельзя! Это…

– Это богохульство, ага. Но погоди, я еще не закончил. Эти дикари, эти люди переводят в разряд веры такую ситуацию, что если им будет плохо, то придет мама и разрешит их проблемы. Они хотят верить в то, что находятся под чьей-то защитой и стараются сделать бога как можно более человеческим, приземленным. Я читал и видел, я не такой тупой в этом плане, как ты мог бы подумать.

– Я и не думал, странник.

– О да, ты просто знал, – сказал Густав, яростно оттирая кровь с поверхности квадроцикла. – Я видел множество храмов, у разных народов. Фильмы видел, книги читал. Везде отношение к вере как к спасительному якорю. Что для них бог, Марков? Это дедушка, который сидит на облаке и только и делает, что наблюдает за тем, правильно ли человек перекрестился или нет. Это же смешно!

– Смешно, если это надуманно. А что, если все эти законы такие же естественные, как, например, законы физики или химии? Только ты, Густав, из-за своей гордости веришь в химический закон и бросаешь в воду

тестовую таблетку, чтобы не отравиться. Это в твоей крови. Ты въезжаешь в любой город с опаской и старательно бежишь от зимы, потому что для странника снег – это погибель. Ты исполняешь эти законы беспрекословно, но когда встает вопрос о законах Бога, тут ты начинаешь ругаться и вставать на дыбы. Разве это правильно? – спросил Марков, остановив круговерть зонтика.

– Да.

– Почему?

– Потому что я испытал это на себе, в плане города или воды. И, уж уволь меня, с богом не разговаривал, не приходилось.

– Все с тобой понятно. – Марков спрыгнул с крыла. – Невежество, которое не знает границ. Настоящий странник. Кстати, к тебе идет один из дикарей. Будь с ней повежливее.

И, указав на приближающуюся Вику, Марков побрел в сторону скотного двора, опять начав крутить зонтик.

Густав выпрямился и отжал тряпку. С нее к ногам потекли мутные струи с красноватым оттенком. В воздухе пахло мокрой пылью и медью, странник ощущал ее вкус на языке, хотя этого ну никак не могло быть. Все же запах крови ему никогда не нравился. Было в нем что-то низменное, пробуждающее инстинкты, но какие-то неправильные и нехорошие. Странник помнил, когда первый раз столкнулся с кровью, тогда ему пришлось выбросить всю свою одежду. А еще он помнил этот медный запах вперемешку с вонью дерьма, когда размазал палатку с любовниками по шоссе.

Интересно, почувствовал бы он его снова, прикоснувшись носом к колесам своего корабля? Или там остался только запах горячего асфальта да резины?

Во всяком случае, странник знал одно – Вика пахнет гораздо лучше крови. И сейчас она была бы идеальным заменителем этого запаха, лежащего на самом дне ущелий мозга. К тому же то, что она сразу же протянула Густаву, говорило как раз в пользу этого довода.

– Вот, я из окна увидела, как ты моешь квадро, и взяла у нас с кухни специальное средство. Лимонное, отлично посуду отмывает. И… ну, и кровь, да? Ее тоже должно растворить.

– Спасибо.

Густав взял белый флакон и щедро залил зеленоватой густой жидкостью щель между сиденьем и панелью. Затем вылил немного на тряпку и намылил остальные части квадроцикла, которые пострадали от обильного кровотечения Семена. В принципе теперь оставалось только подождать реакции, затем смыть химическое средство и отправляться в путь за вторым квадроциклом.

– Спасибо еще раз. – Густав протянул флакон Вике, но та выставила вперед ладонь и покачала головой.

– Нет, оставь себе, у меня еще есть, а тут вдруг да пригодится. Тем более оно уже кончается.

Странник кивнул и нагнулся, ставя пластиковую бутылку на землю. В этот момент он почувствовал прохладные пальцы на своей спине и вздрогнул, как от укола.

– Ой, извини. – Вика засмеялась. – Просто я увидела у тебя татуировку. Что она означает?

– Мой путь. Бесконечность странствий. – Странник выпрямился.

Вика стояла совсем близко, слишком близко, чтобы не нервничать. Он не любил нарушений собственного личного пространства, но такое вторжение ему нравилось, хоть и заставляло чувствовать себя не в своей тарелке.