После перемен

Извращённый отшельник

Дзюмпей скрипнул зубами, но сдержался.

— Я не доверяю ей, — он кивнул в сторону Каору. — Она уже однажды оставила Казуму. Что ей помешает сделать это снова?

Каору, не отводя взгляда, холодно парировала:

— Я не собираюсь повторять свои ошибки.

Дзюмпей фыркнул, разбрызгивая капли дождя с волос:

— О, теперь ты говоришь об ошибках? Как удобно.

Изаму жестом прервал их спор. Устало перевёл взгляд на своего зятя.

— Казума остаётся здесь. Ему необходим покой и лучший уход, который

я могу обеспечить. Ты, Дзюмпей, можешь вернуться к своей жизни и не вмешиваться.

— С этим я не соглашусь, Изаму-сан, — Дзюмпей упрямо бурил его взглядом. В голосе зазвучала сталь. — Казума — мой сын. Я имею полное право забрать его.

Каору окинула Дзюмпея презрительным взглядом:

— Ты бросил его на самотёк, когда он был восьмилетним ребёнком, а теперь вдруг решил включить отца года?

— Не тебе говорить о родительских правах, Каору, — огрызнулся Дзюмпей, его глаза опасно сверкнули в приглушённом свете палаты.

Пип… пип… пип…

Изаму поднял руку, и их голоса стихли, точь кто-то нажал кнопку «пауза» на мелодраме, которую видел уже множество раз. Его спокойствие, на этот раз, было почти угрожающим.

— Ты считаешь, что можешь позаботиться о нём лучше, чем я? А, Дзюмпей? — спросил он, тихо, но каждое слово звенело в воздухе.

— Уверен в этом, — твёрдо ответил Дзюмпей, делая шаг вперёд. Капли дождя с его плаща падали на татами, но сейчас никто не обращал на это внимания. — Ты можешь быть каким угодно великим бизнесменом, Изаму-сан, но ты не понимаешь, каково быть рядом с сыном, который видит мир совсем иначе. Ты не сможешь понять Казуму. Никогда.

Каору хмыкнула:

— Какая трогательная речь. Только вот ты забываешь, что Казума сейчас беспомощен. Твои слова ничего не изменят.

Дзюмпей шагнул к ней, сокращая дистанцию. Его взгляд буквально прожигал бывшую жену насквозь:

— Если думаешь, что я позволю вам двоим распоряжаться жизнью моего сына, то сильно ошибаешься.

Изаму поднял трость и спокойно стукнул ею по полу.

— Хватит, — его голос звучал негромко, но властно. — Никто из вас сейчас не принимает решения.

Каору фыркнула, не отводя взгляд от бывшего мужа:

— Смешно слышать такие слова от человека, который забыл о собственном ребёнке на десятилетие.

Дзюмпей яростно взглянул на неё:

— Ты — последняя, кто имеет право что-то говорить.

Изаму в очередной раз поднял руку, заставляя всех замолчать, но напряжение в комнате только росло.

— Дзюмпей, — в голосе старика звучала усталость. — Ты живёшь в своём мире иллюзий, где можешь понять Казуму. Но это заблуждение. Ты слишком давно упустил его, чтобы сейчас начинать что-то менять.

— Ты тоже его не понимаешь, — отрезал Дзюмпей. — Он другой. А ты видишь в нём только продолжение своей линии, а не живого человека.

Пип…

пип… пип…

Каору открыла рот, чтобы ответить, но вдруг…

— … Кто вы?

Этот хриплый, едва различимый голос заставил всех троих замереть. Время словно остановилось.

Взгляды одновременно обратились к кровати.

Казума лежал, прищурившись от яркого света лампы. Лицо бледное, растеряное. Глаза смотрели на окружающих с полным непониманием.

— Где я…? — прохрипел он, словно только что вынырнул из чёрного водоворота.

Дзюмпей первым шагнул к сыну, лицо приняло мягкое, отцовское выражение, что с ним случалось крайне редко.

— Казума… это я. Твой отец, Дзюмпей, — его обычно резкий голос стал тихим и осторожным.

Казума слегка нахмурился, больной взгляд скользнул по лицу мужчины перед ним.

— Отец? — он моргнул, пытаясь осознать услышанное. — Но… я не помню тебя…

И замолчал, будто наткнувшись на стеклянную стену. Его взгляд метнулся к Каору, затем к Изаму, но в глазах читалась только растерянность.

— Кто вы все? — голос дрогнул, в нём полная растерянность.

Каору сделала полшага вперёд, но Изаму остановил её жестом. Его старческое лицо оставалось бесстрастным, но в глазах промелькнуло что-то, похожее на тревогу — эмоция, которую не видели в этих стенах уже много лет.

— Мы твоя семья, Казума, — сказал Дзюмпей, опускаясь на стул у изголовья кровати.

— Семья? — Казума с трудом выдавил из себя это слово, словно пробовал его на вкус впервые. — Я… не помню вас.

— И меня? Ты не помнишь меня? — переспросил Дзюмпей мягче, хотя лицо окаменело. Он подался вперёд, вглядываясь в глаза сына, пытаясь найти в них хоть каплю узнавания.

Казума закрыл глаза, потом снова открыл, пытаясь сосредоточиться.

— Нет, — его слова прозвучали почти извиняюще, будто он был виноват в том, что не может вспомнить собственную семью. — Я не помню… вообще ничего.

Комната погрузилась в тишину, нарушаемую только монотонным писком медицинского монитора.

— Потеря памяти, — тихо сказала бледная Каору.

— Очевидно, — сухо добавил Изаму, как всегда спокойно, но в голосе тонна напряжения.

Дзюмпей же просто молчал, глядя на сына. Пальцы чуть заметно дрожали. Переживал.

— Если я ничего не помню… — выдавил Казума, едва сдерживая панику в голосе, — то почему чувствую, что не хочу быть здесь?

Эта столь неожиданная фраза вонзила нож в каждого. Дзюмпей крепче сжал подлокотники стула, Каору нахмурилась, а Изаму просто сжал губы в тонкую линию.

— Cынок, — мягко сказал Дзюмпей, пытаясь поймать его взгляд. — Ты в доме деда. Здесь безопасно.

Но в глазах Казумы отражалось только непонимание и растерянность.

— Л-ладно…

* * *