Ты ушел. И сгустились тучи.Ветер бросил свой резкий свист:Ты оставил мне томик ТютчеваИ исписанный мелко лист.В этой комнате — сумрак серый,темно-желтые пятна обой.Жадно смотрят четыре химеры,Напряженно следя за мной.Я в себе заглушала жалость,После завтра — знаю — придешь.А по ставням, мне показалось,Вдруг посыпался крупный дождь.И ведь завтра не станет лучше,Будет день больным и сухим.Я подклеила томик ТютчеваИ сложила твои стихи.
19-I-27
Севр
«Но
кроме нас с тобой есть мир другой…»
Но кроме нас с тобой есть мир другой,Огромный мир, где надо делать что-то.Ведь как-то надо жить, мой дорогой,Сдавать экзамены, искать работу…Как будто бы повязка спала с глаз.О, этот мир назойливый и лишний!Вот почему, прощаясь прошлый раз,Я вдруг расплакалась…Так глупо вышло…Зачем? Какие там еще пути?Какие там печали и потери?И каждый раз мне страшно отойтиВот от твоей полураскрытой двери.
3-III-27
Медон
«Зацветают в Париже каштаны…»
Зацветают в Париже каштаны,Как венчальные строгие свечи.Опускается вечер туманный —По весеннему дымчатый вечер.За оградой туманного садаСумрак полон томленьем и ленью.Лиловеют за ржавой оградойЧуть расцветшие кисти сирени.А уж сердце быть прежним не может,Стало новым, взволнованно-странным —Оттого что в аллеях каштаныНа венчальные свечи похожи.
25-IV-27
«Все вспомнила, все вновь пережила…»
Все вспомнила, все вновь пережила,Все встречи и оброненные фразы,Все лица в памяти перебрала,А вот о нем не вспомнила ни разу.Как будто не был он, и я самаВ то время будто не жила на свете.И сохранились только два письма —Свидетельства о невозвратном лете.Мне весело, что я теперь не та,Сама к себе внимательней и строже,И та весна — крылатая мечта —На прошлую так странно непохожа.И пусть меня возьмут в круговоротГлухие, наростающие грозы.Я не боюсь, что счастье отцветет— На столике больничном — темной розой.
11-V-27
ЖЕЛАНИЯ
Я двух желаний не могу изжить,Как это ни обидно и ни странно:Стакан наполнить прямо из под кранаИ крупными глотками воду пить.Пить тяжело и жадно. А потомСорвать с себя замызганное платьеИ, крепко вытянувшись на кровати,Заснуть глубоким и тяжелым сном.
Грубые. тяжелые стаканы,Запах никотина и духов,И тончайшая отрава пьянойСладострастной музыки стихов.Что-то пьется, что-то говорится,Голоса рассеянно звенят.На привычно-равнодушных лицахОстрой злобы плохо скрытый яд.И скрывают возбужденный взглядДлинные, спокойные ресницы.С лиц усталых облетает пудра,С плеч покатых падают меха.И над всем — торжественно и мудро —Музыка чеканного стиха.
2
Кафе в Латинском квартале, где обычно собирались русские поэты
5-XII-28
«Шепчет ночь, колдунья и пророчица…»
Шепчет ночь, колдунья и пророчица,Шепчет ночь тревожные слова.Больше думать ни о чем не хочется,Но от дум пылает голова.Синий
сумрак в незнакомой комнате.Смесь теней и шорохов глухих.И всю жизнь, должно быть, буду помнить яЭти ночи, мысли и стихи.Шепчет ночь слова такие странные,Припадает к синему окну.Вот оно — хорошее, желанное,Свято окрылившее весну!Только это сердце не устало бы,Если б только жизнь не солгала…Вторит ночи тоненький и жалобныйДетский плач из темного угла.
27-IV-29.
L'h^opital «Piti'e — Maternit'e»
«Мочит дождик детскую коляску…»
Мочит дождик детскую коляску,Сад шумит зеленою листвой.Я сняла рассеянную маску,Но совсем не сделалась иной.Вижу георгины за решеткой,Вижу рябь на дрогнувшей воде.А в мозгу непоправимо-четко —Прожитой, непоправимый день.И опять обидно — одинока,Скомкана, измучена, больна.Мне опять в молчании глубокомСнится непришедшая весна.И должно быть, потому что слишком,Слишком долго билась и ждала, —В этот день я робкому мальчишкеВсе стихи и слезы отдала.
4-VIII-29
«Уже не девочка — жена и мать…»
Уже не девочка — жена и мать.Суровый опыт, а не мысль о чуде.Уже пора бы, кажется, понять,Что это — жизнь, и что другой не будет.А все-таки еще бывает жальЗабытых слов, разрушенных желаний,И о небывшем поздняя печальМешает спать в предутреннем тумане…Уж создан быт, свой дом, своя семья,— Ну пусть не так, как думалось когда-то,И пусть не доро'га жизнь, а колея,Не зори в ней, а ранние закаты.Пусть большего не будет никогда,Но то что есть — сурово и велико,И беспощадно-трезвые годаПрекрасней нашей юности двуликой.— А все-таки…
…-IX-31
РОЗА ИЕРИХОНА
Вдруг стало ясно: жизнь полнаНепоправимою угрозой,Что у меня судьба однаС моей Иерихонской розой.Вот с той, что столько долгих днейСтоит в воде, не расцветая,В унылой комнате моей,Безжизненная, неживая.Будильник, пудра, пузырьки,Игрушки — рядом на камине.Ее корявые росткиОкутывает сумрак синий.И я над страшным и сухимНеумирающим растеньемСлагаю мертвые стихиО небытье, о нецветенье.И из сплетенья длинных строк,Из неожиданных созвучийВстает уродливый цветокСухой, бесплодный и колючий.Но словно в огненном бреду,С упрямой безрассудной веройДень ото дня я жадно жду,Что зацветет комочек серый…Себя стараюсь обмануть,Другим — сплетаю небылицы.О, только бы хоть как-нибудьОт пустоты освободиться!Проходят дни и вечера,Я с каждым днем скупей и строже.Сегодня — то же, что вчера,А завтра — заново все то же.И мой цветок не расцветет.Быть может, и бывают розы,Что зацветают дважды в годИ что не вянут на морозе,Но только это не для нас,Не для таких, как мы, должно быть.Томит вечерний, синий часТомленьем напряженной злобы.И вот с безжизненной тоскойСклоняюсь грустно и влюбленноНад неудачливой сестрой,Над розою Иерихона.