Последнее дело Коршуна

Пеунов Вадим Константинович

— А где же сейчас твой братик? — спросил капитан у девочки. — Гуляет?

— Нет. Он у бабушки в Сумах. И я летом туда поеду.

— Ты, Танечка, должно быть, мамина помощница? Стирать собралась.

Танечка доверчиво рассказала о своих затруднениях. Куклы Аришка и вот эта, Лина, — девочка мотнула бантом в сторону куклы, лежащей на стуле, — ужасные замарашки. Только вчера на них надели чистые платья, а сегодня — здрасте! — они опять грязные. Такой стыд. Корыто нужно, чтобы постирать платья. Мама всегда вместе с Одаркой стирает,

и Танечка тоже будет стирать, но вот корыто куда-то задевалось.

— Оно в твоем ящике, — перебила Мария Васильевна девочку. — Поищи получше.

Танечка направилась к двери, прихватила куклу и обернулась.

— Вы сейчас не уйдете?

Иван Иванович улыбнулся.

— Если ты будешь со мной играть, то не уйду.

Танечка тряхнула бантом.

— Я вам лучше мои книжки покажу.

Девочка убежала.

— Мария Васильевна, я к вам по очень важному делу, — сказал Долотов.

— К Виталию Андреевичу? — не поняла Мария Васильевна.

— Нет, не только к нему. Хотелось бы, конечно, поговорить с ним. Но пока он вернется, — с вами.

— Пожалуйста.

— Вы Нину Владимировну Дубовую знаете?

Мария встрепенулась. Капитан говорил о Нине как о живой. Промелькнула надежда: «Может быть, Виталий ошибся?» И она быстро спросила:

— Так Нина жива?

— Почему она должна умереть? — насторожился капитан.

Мария замялась.

— Говорите, говорите…

— Мужу… позвонил товарищ из обкома. Виталий просто убит горем. Это такое несчастье… Он взял письма Нины и уехал на площадь Дзержинского.

«Должно быть, к нам в управление», — отметил про себя капитан.

— Я как раз по этому вопросу к вам и пришел. Виталий Андреевич очень хорошо знал Дубовую. Поэтому он должен помочь нам.

— Конечно. Виталий же с Ниной воевал вместе. Когда она училась в институте, два последних года жила у нас. И уже после окончания института часто приезжала.

— А на Октябрьские праздники не собиралась?

— На эти? Нет. Последнее время она что-то перестала писать. Наверно, была занята. Она заканчивала свою диссертацию.

— Кто из близких знакомых есть у нее в Пылкове, кроме вашей семьи?

— Боюсь ошибиться. Надо будет спросить у Виталия. Она перед ним не таилась.

— Вы простите меня, Мария Васильевна. Я не имею права касаться интимных вопросов жизни вашей семьи. Но они помогут мне познакомиться с характером Нины Владимировны.

— Ничего, ничего. Спрашивайте.

— Как вы относились к дружбе Нины Владимировны с вашим мужем?

Мария Васильевна помолчала.

— Я… знала, что они любили друг друга. Полтора года воевали вместе. Нина спасла ему жизнь. Потом Нина пропала. Ее считали погибшей. Потом… Виталий познакомился со мной и женился. Когда я узнала, что Нина жива, я начала ревновать. Но вы себе представить не можете, какой замечательный человек Нина. О ее партизанских делах написали повесть. И еще пять таких надо было написать про ее душу. Она любила Виталия.

Очень любила. Но ни разу за все время не показала этого, ничем никогда не давала повода для подозрения. Она относилась к Виталию как к брату, и я относилась к ней как к сестре.

— Вы сказали, что Нина Владимировна последнее время не писала. Может быть, причиною этому не только загруженность в работе? Может быть, она просто не хотела писать, или Виталий Андреевич скрывал от вас свои с ней взаимоотношения?

— Нет, — твердо ответила Мария Васильевна. — Этого не может быть.

Ивану Ивановичу понравилась уверенность, с какой отстаивала Дробот чистоту дружбы мужа и Дубовой.

— А когда Нина Владимировна была у вас в последний раз?

— В мае у нее был отпуск. Она отдыхала здесь.

В это время в комнату вбежала Танечка, нагруженная книжками и куклами. Она все это с размаху взгромоздила на колени капитану.

— Прочитайте мне, дядя Иван Иванович, книжку про Танечку.

Она совала в руки гостя большую синюю книжку, на обложке которой девочка в пестром платьице нюхала букет цветов.

Шумное вторжение ребенка нарушило деловое настроение. Пока капитан знакомился с игрушками, которые лежали у него на коленях, Мария Васильевна прошла в соседнюю комнату и принесла альбом.

— Вот тут вся история нашей семьи в фотокарточках.

Капитан с надеждой принял альбом. Может быть, эти фотографии подскажут что-нибудь?

Он листал страницы, а Мария Васильевна рассказывала. В основном это были снимки послевоенных лет. Между последними листами альбома лежало несколько групповых фото. Внимание капитана привлек широкий картон.

— Это Нинин выпуск юридического института. Нине жалко было таскать фото с собой, и она оставила его у нас.

Капитан внимательно всматривался в лица, стараясь запомнить фамилии.

Когда семейный архив был просмотрен, а Танечкины книжки прочитаны, капитан спросил:

— Вы сказали, что Виталий Андреевич взял с собой письма Нины Владимировны. Может быть, не все?

— Конечно, не все. — Мария Васильевна принесла капитану несколько конвертов и тетрадь в черном клеенчатом переплете.

— А это что?

— Дневник. Он хорошо известен. Писатель Лимаренко в своем предисловии к книге писал, что если бы не эти записи, то и книги «Дорогою подвига» не получилось бы.

Капитан перелистал письма и странички дневника, которые уже начали желтеть от времени.

Дробот задерживался. Ждать его уже не было смысла. Мария Васильевна и без мужа рассказала много интересного.

Капитан поднялся.

— Я, пожалуй, пойду.

— А Виталия вы ждать не будете?

— Нет. Зайду в следующий раз.

Танечка звонко хлопнула дядю по руке.

— До свидания.

* * *

Дежурный сержант протянул в окошечко пропуск.

— Дробот. К полковнику Иванилову. Главный вестибюль. Комната сорок семь.