Последнее испытание

Туроу Скотт

Примерно лет через сорок после этого случая Леп, сидевший в конференц-зале офиса его адвокатов, по-прежнему оставался сдержанным и закрытым человеком. Хотя временами для него бывают характерны проявления едкого юмора, Леп настолько же немногословен, насколько Кирил говорлив. За исключением приверженности той же профессии, что и его отец, Леп во всем остальном не похож на своего родителя. Он одевается в вещи из потертого вельвета и джинсовой ткани, хотя его отец – один из немногих знакомых Стерну мужчин, кто комфортно чувствует себя не только в пиджаке и галстуке, но также в смокинге и во фраке. Ростом Леп пошел в материнскую породу – в нем около шести футов и пяти дюймов. Волосы у него темно-русые, начинающие седеть, с обеих сторон

лба имеются типичные для большинства мужчин залысины. Его лицо с резкими чертами можно назвать красивым, причем в этой красоте есть что-то славянское. Но в то же время какая-то неуверенность во взгляде наводит на мысль о его внутренней уязвимости – он словно поэт с чувствительной, ранимой душой. Кирил часто с оттенком зависти рассказывает о том, что Леп просто не замечает женщин, которые только что не бросаются на него – особенно часто такое случалось, когда Леп был моложе.

Все, с кем Стерн говорил о Лепе, очень высокого мнения о нем как об ученом. Особенно людей восхищают его способности в бурно развивающейся с помощью компьютерных методик сфере медицинских исследований – той, где создаются цифровые модели различных заболеваний, которые затем пытаются лечить также с применением современных технологий. Стерну это кажется непостижимым, но мысль о создании некоего химического соединения, которое, среди прочего, легло в основу «Джи-Ливиа», пришла Лепу в голову, когда он программировал в Истонском университете суперкомпьютеры, пытаясь заставить их работать как квантовые ЭВМ, которые пока даже не существуют.

Однако, как это ни удивительно, хотя коллеги Лепа нередко высказывают свое изумление и восхищение по поводу его достижений, сам он весьма скромен и предпочитает держаться в тени.

– Я ничего особенного не сделал – просто залил информацию в большой механический мозг, – сказал Леп во время своей первой встречи со Стернами. – Это мой отец понял, что сигналы, подаваемые RAS-белками, зависят от расположения молекулы.

Пара ученых, работающих в «ПТ», не раз мягко, но настойчиво указывали на то, что именно Леп первым создал теорию, согласно которой моноклональные антитела способны корректировать положение молекул RAS-белков. Но, похоже, Леп по привычке не хочет допустить, чтобы вклад его отца в открытие оказался недооцененным.

Тем не менее все говорит о том, что свидетельские показания Лепа, вопреки вышесказанному, будут выдержаны в совершенно ином ключе: смысл их будет сводиться к тому, чтобы во всем обвинить Кирила. В частности, Леп собирается рассказать присяжным о таких разговорах с отцом, которых, как клянется Кирил, попросту не было.

– Вы хотите сказать, что Леп лжет? – спросил Стерн Кирила через неделю после встречи с его сыном в Чикаго.

– Я никогда не смог бы сказать о нем такое, – мягко ответил Кирил. – Видимо, по каким-то причинам ему кажется, что мы говорили об этом. Он это помнит, хотя этого не было.

– Кирил, если он не лжет, я не понимаю, как мы сможем это объяснить.

– Я тоже, Сэнди. И именно поэтому я нахожу свое положение таким тяжелым.

Стерн и Марта пришли к однозначному выводу, что Кирил не скажет ничего такого, что могло бы бросить тень на Лепа. Его можно понять – ведь речь идет о его сыне, и к тому же Кирил в любом случае знает, на ком лежит основная часть вины. Но до ланча Стерн не понимал, что заставило Кирила окончательно укрепиться в намерении принять весь удар на себя. Но теперь причина ясна.

Донателла.

16. Ольга

После возобновления заседания суда Мозес повторно вызывает на свидетельскую кафедру доктора Робб. Вопросы прокурора нетрудно было предугадать по его протестам в ходе перекрестного допроса. Доктор Робб соглашается с тем, что подтверждающее исследование, проведенное после того, как препарат «Джи-Ливиа» одобрили, не прошло статистической верификации, и отмечает, что это обязательно должно быть

сделано в ближайшее время. Она также заявляет, что успех стратегии оценки рисков и негативных последствий в применении к «Джи-Ливиа» по-прежнему остается недоказанным. Тем не менее, поскольку Мозесу запретили разговаривать со свидетельницей за пределами зала суда до того момента, когда она представит свои показания полностью, он не решается снова спросить ее, продолжает ли она на данный момент считать, что безопасность и эффективность «Джи-Ливиа» не подтверждены. Пожалуй, подобный подход – лучший для обвинения в сложившейся ситуации. Сейчас федеральный прокурор и его команда главным образом сосредоточены на фактах, которые происходили в 2016 году. При всем при том последний тезис, с которым Мозес обращается к доктору Робб, сформулирован следующим образом: можно ли сказать, что вопросы, заданные свидетельнице Мартой, или что-то, что продемонстрировала ей представительница защиты, изменили ее мнение, согласно которому она не стала бы рекомендовать одобрить «Джи-Ливиа», если бы на момент принятия решения ей были известны верные, неискаженные данные.

– Однозначно нет, – отвечает доктор Робб.

Следующий свидетель – Мэл Дженкинс, эксперт ФБР по компьютерам из федерального округа Колумбия. Он объясняет, что офисный компьютер Кирила был изъят в соответствии с ордером на обыск осенью 2018 года и отправлен в IT-лабораторию. После подробного рассказа о том, как эксперты изучают жесткие диски компьютеров, Дженкинс переходит к главному вопросу: скриншоту, по поводу которого давала свидетельские показания доктор Робб, и расшифрованной сводной таблице данных, содержавших информацию о внезапных смертях двенадцати пациентов, принимавших «Джи-Ливиа» (эти случаи обозначили как «гибель по неизвестным причинам», что означало отсутствие очевидной связи с онкологическим заболеванием). Скриншот с данными, являющийся вещдоком гособвинения «компьютер Пафко А», обнаружили на жестком диске компьютера, установленного в офисе Кирила в компании «ПТ». По словам Дженкинса, этот скриншот был сделан около восьми часов вечера 15 сентября 2016 года. Это, пожалуй, самая убойная документальная информация, работающая против Кирила, поскольку она подтверждает, что он все знал о смерти двенадцати пациентов.

Стерн приступает к перекрестному допросу свиде-теля.

– Итак, специальный агент Дженкинс, я совершенно уверен, что вы обладаете большим опытом и что вам и раньше приходилось иметь дело с попытками убрать из компьютеров подтверждающие вину доказательства.

– Совершенно верно.

– Наверное, правильно будет сказать, что существует бесчисленное количество способов, которые используются при таких попытках.

– Да, их не счесть, – кивает Дженкинс.

– Но можно ведь и просто удалить какие-то данные, верно?

– Да, это возможно, но это будет неэффективно.

– Существует процесс, который называют «стиранием данных», так?

– Да, существует.

– Вы ведь можете удалить с компьютера все, вплоть до заводских настроек? В том числе все операции, которые на нем совершались?

– Можно попытаться это сделать.

– Ведь существуют даже специальные программы, которые можно купить и которые предназначены именно для полного стирания данных – таким образом, что от них не остается и следа?

– Они работают лучше, чем все остальные способы, о которых вы упомянули, но и они тоже не безупречны.

– А если взять конкретно скриншот, о котором идет речь, тот самый, с компьютера Пафко А? Вы обнаружили какие-то следы предпринятых в 2016 году попыток удалить его, убрать или спрятать каким-либо образом?

– Нет.

– Но, конечно же, после появления в «Уолл-стрит Джорнэл» той самой статьи в августе 2018 года, в которой сообщалось о неких проблемах с «Джи-Ливиа» – уж после этого-то были найдены какие-то свидетельства того, что доктор Пафко пытался скрыть следы своих попыток вторжения в базу данных? Или нет?