Последнее испытание

Туроу Скотт

– Разве это справедливо, дед? То есть я что хочу сказать: тебя устроит, если итог твоего последнего дела будет таким?

Стерн в последний раз втягивает в рот сигарный дым и в тот самый момент, когда чувствует приятное головокружение, решает, что ответит утвердительно. Он давно привык к тому, что у закона есть свои ограничения и с его помощью не всегда удается добиться полной справедливости. То, что Анаит Турчинова будет осуждена, несправедливостью все же назвать нельзя, даже

если ее алчность по сравнению с алчностью Иннис – это мелочи, так же как и ее лживость и коварство по сравнению с лживостью и коварством, которые продемонстрировал Леп. Справедливость хороша уже сама по себе, пусть даже частичная – она делает жизнь людей более или менее упорядоченной. Но Стерн давно усвоил, что даже полная, идеальная справедливость людей не меняет. Закон строится на множестве иллюзий, и, пожалуй, самая большая из них – это вера в то, что люди по своей природе существа рациональные. Вне всякого сомнения, наша жизнь – череда причин и следствий. На это опирается, в частности, и наука. Но в наших самых важных и сокровенных решениях мы редко исходим из простого подсчета плюсов и минусов, в который хотели верить философ Джереми Бентам и экономисты, ратующие за свободный рынок. Люди в основе своей очень сильно подвержены эмоциям. И в самых важных вопросах руководствуются велениями своего сердца, а не требованиями закона.

– Просто мне кажется, что все это несправедливо, дед. Сама жизнь несправедлива.

– Видишь ли, дорогая Пинки, – говорит Стерн, снова беря руку внучки в свои ладони, – по отношению ко мне она гораздо более справедлива, чем по отношению ко многим другим людям. И, замечу, к тебе тоже, хотя иногда может показаться, что это не так. Но в конце концов, Пинки, я полагаю, что нам следует прислушаться к словам одного очень уважаемого философа – я все время забываю его имя. Широко известен его ответ одному из студентов, который спросил его, верит ли он в справедливость жизни.

– И что же он ответил?

Стерн гасит в пепельнице сигару и крепче сжимает пальцы Пинки.

– Он поинтересовался: «По сравнению с чем?»

Слова благодарности

По многим причинам законы и инструкции, которые регулируют клинические испытания фармацевтических препаратов и выдачу лицензий на новые лекарства, настолько сложны и запутанны, что по сравнению с ними даже налоговое законодательство кажется простым и ясным. Они составлены так, что исключают быстрое понимание – по крайней мере, для меня, хотя я занимаюсь юриспруденцией больше сорока лет. Ну и, разумеется, в них не могут разобраться и читатели, которые, беря в руки книгу, хотят получать удовольствие от сюжета

литературного произведения, а не разбираться в непонятных и скучных хитросплетениях текста, нудно описывающего существующие нормы и правила. Моя цель состояла в том, чтобы избежать грубых ошибок и неверных толкований. Но, конечно, читатели должны понимать, что в книге все эти вещи поданы в очень упрощенном, по сравнению с реальностью, виде.

Чтобы я мог разобраться в существующей системе, мне помогали несколько человек. Среди них я хотел бы выразить особую благодарность Шону Хоскису, который был очень щедр, не жалея для меня своего времени.

У меня было то преимущество, что черновики этой книги прочли, высказав весьма подробно свои критические замечания, Рейчел Туроу и Джулиан Солоторовски, а также человек, неизменно становящийся моим первым читателем, – Адриан Туроу. Дэн Пэстерн, Дуэйн Куайни, Стэйси Солоторовски и Ив Туроу также любезно согласились прочитать рукопись и поделиться со мной своими мнениями о ней. Я очень обязан и Лиз Туроу, которая также высказала мне свои ценные соображения по ряду вопросов, связанных с темой моего произведения.

Я очень благодарен моему редактору в «Гранд Сентрал Паблишинг» Бену Севьеру – за то, что благодаря его терпеливому руководству и интересным предложениям моя книга от черновика к черновику становилась все лучше. Спасибо и его первому заместителю, Элизабет Кулханек, за ее пристальное внимание к деталям и кропотливую работу по построчному редактированию оригинала. Корректор Рик Болл и старший выпускающий редактор Мари Окуда спасли меня он нескольких грубых ошибок (если какие-то и остались в тексте, особенно в использовании слов из испанского языка, в котором мои знания, мягко говоря, сомнительны, – все они на моей совести). И, как всегда, со мной была мудрость лучшего в мире литературного агента Гейл Хохман.

Я хочу еще раз поблагодарить моих друзей в книгоиздательской компании «Фаррар, Строс и Жиру» за то, что они позволили мне украсть у самого себя и еще раз опубликовать, хотя и с некоторыми изменениями, несколько коротких абзацев, которые фигурировали в моем первом романе из тех, где Сэнди был главным героем, – «Бремя доказательств».

Я начал писать о Сэнди Стерне в середине 80-х годов прошлого века. С тех пор он появлялся – иногда как эпизодический персонаж, иногда как центральная фигура, но чаще все же где-то на втором плане – во всех романах, которые вышли из-под моего пера и были выпущены в свет. Мне хочется поблагодарить и его тоже – за то, что он снова предоставил мне удовольствие еще какое-то время побыть им и пожить его жизнью.