Последнее лето ярла Ульфа
Шрифт:
Вокруг нас уже образовалась небольшая толпа.
— А как, по-твоему, с ним обойтись? — с интересом спросил Ольбард.
Заря покосилась на меня. Я вновь пожал плечами. Сама решай.
— А отдай его нам! — азартно предложила Заря. — Может, поумнеет и вежеству обучится. Так, Вильд?
Ее брат ответил философски:
— Или так, или умрет.
— Вот! — подхватила моя младшая жена. — А умрет, так, может, с толком, а не без толку, как сейчас.
— Зарра, зачем он нам? — Это уже Скиди. — Пока он меч доставал,
Заря покраснела. Так, что даже под загаром заметно. И я знал почему. Вышивала она примерно так же, как и я. Никак.
Пришлось мне подключиться, чтобы ее прикрыть.
— Скиди, ты помнишь, как мы познакомились?
Нахмурился. Неужели забыл?
— Помнишь, как ты на меня с топором бросился?
Вот теперь и он покраснел.
А ты как думал, ученик? Кем бы ты был, хольд и, несомненно, будущий хёвдинг Скиди Оддасон, если бы не попал в мои умелые руки?
— Грести умеешь? — спросил я валявшийся в пыли предмет обсуждения.
Молчание.
— Ярл задал тебе вопрос, негораздок! — десятник пихнул парня ногой.
— Ну могу…
— Место на руме еще заслужить надо! — вставила Заря.
— Ольбард, что скажешь?
— Его жизнь принадлежит тебе, Ульф-ярл. Убей или забирай. Мне такой дружинник не нужен.
— Как тебя зовут? — спросил я.
Не у скудоумка-негораздка, у десятника.
— Тудков Барсук, Ульф-ярл, — с достоинством ответил тот, расправив пальцами синие, как у князя Ольбарда, усищи.
— Отпусти его, Тудков. Он больше не станет шалить. Скиди!
— Ярл?
— Подними его.
Скиди ухватил «кандидата» за край затрещавшей рубахи и привел в вертикальное положение. Недоросль не сопротивлялся. Состояние «пыльным мешком по макушке». И пыль эта теперь понятно где.
— В озеро его сунь. Пусть… хм… еще разок помоется.
А как ты думал, хускарл? Инициатива имеет.
— Да, ярл!
Недоволен. Но ему тоже полезно. Что-то он зазвездился, Скиди Оддасон.
— Ульф, ну пожалуйста! — взмолилась Заря.
Судьбу отрока она только что решила. И теперь желала показать мне, что, несмотря на проигрыш Скиди, с мечом она управляться не разучилась.
— Князь? — Я повернулся к Ольбарду.
Мы вроде беседовали. Отойти просто так — невежливо.
— Конечно. Ульф, не возражаешь, если я погляжу?
Не Ульф-ярл, а Ульф. Хороший знак.
— Конечно. Твой взгляд точно лишним не будет, Синеус. — И Заре: — Пойдем, сокровище мое, покажешь дяде, как ты франкский меч тупишь.
Фыркнула. Но промолчала. Боялась, передумаю. Опять-таки когда еще будет возможность показать дядьке, как она может. Да не с луком (это он уже видел), а с самой что ни на есть мужской снастью — мечом и щитом.
Я постарался, чтобы зрелище вышло убедительным. Меч взял не свой, а учебный — тяжелый и не из лучшего металла. Оно и для клинка Зари полезней. Не выщербится и не затупится,
Мне, кстати, такое тоже полезно. Заря быстрая. Очень. И мне с утяжеленным и посредственно сбалансированным железом тягаться с ней непросто. А я вдобавок еще и щит взял поувесистее и очень постарался дать Заре поработать в удобном для нее формате: подвижности не сковывал.
Ольбард, понятно, видел начальную фору, которую я дал жене, но то, что я ей и в процессе немного помогал, вряд ли заметил. А остальные и подавно. Разве что кроме Харры. Стрекоза вырос в настоящего виртуоза. Я с ним тоже позвенел немного, и убедился, что он процентов на десять быстрее меня обычного. А что такое десять процентов в бою? Смерть. Твоя или врага.
В общем, погонял я Зарю (а скорее, она меня) минуток десять, а взмок так, словно полчаса в шторм весло вертел. Понятно, лето, жарко, но все же. Что значит некачественное оружие. Вроде и тяжелее всего на килограмм, а вот. Потому мы все так франкские мечи и ценим. С ними куда меньше устаешь. В бою же «устал» означает — умер.
Но это не бой, так что мы не умерли, а отправились купаться. А потом — в отведенную мне Ольбардом светлицу. А там вообще прохладно. Ветерок в окна задувает, деревом пахнет (терем всего год как надстроили), травкой свежескошенной.
А если на травку простынку льняную постелить и опрокинуть на нее пахнущую солнцем и водой любимую женушку…
Хотя правды ради: опрокинули меня. Но я не возражал. Смотрел вверх на мушиный хоровод в просочившейся меж стропил световой полоске и думал: даст мне Ольбард людей или не даст?
Думал, впрочем, недолго. Секунд двадцать. Примерно столько, сколько понадобилось Заре, чтобы разобраться с завязками моих штанов.
Заря глядела на спящего мужа. С любовью, но недолго. Потому что ее ждало дело, которое нельзя отложить до утра.
Перун подсказал ей путь и сам повел ее по этому пути. Дал ей того, кто отдаст ей место в дружине Молниерукого. Она не сразу это поняла, но наверняка именно бог подсказал ей попросить у мужа в дар Перунова воина. Пусть Бивой и не из лучших варягов, но он варяг, воин, и он посвящен. Если Заря сделает так, что Бивой покинет священную дружину, это место по праву будет принадлежать Заре.
В коридоре было темно, но где лестница, Заря и так знала. Лестница скрипучая. «Поющая», как говорил муж. Но если ступать правильно, у самых перил, то звук чуть слышен. Лишь в самом низу Заря сообщила громким шепотом:
— Это я, дочь Трувора.
Чтобы отрок-караульщик не всполошился.
Во дворе — никого. Из людей. Пара сторожевых псов подбежала, обнюхала и убралась. Своя.
Заря вынула из ящика один из деревянных учебных мечей. Понадобится.
Еще разок опозналась с часовым и через узкую калитку выбралась за стену.