Последнее лето
Шрифт:
Когда он отошёл метров на десять, старик окрикнул его:
– Эй, мил человек!
– Да? – повернулся тот.
– Иди-ка сюда.
Мужчина вернулся.
– Что?
– У тебя семья-то есть? Жена, дети…
– Есть. И жена, и дети. Двое.
Матвей вывалил из садка на берег трепыхающихся карасей, вынул из рюкзака целлофановый мешочек и протянул его Григорию:
– Держи. Бери рыбу, угостишь своих дома.
– Да ну, бросьте… – Мужчина отрицательно замотал головой. – Не надо, зачем… Я там поймал две штуки, мне хватит.
Матвей
– Бери, говорю. Я себе ещё наловлю. – И, не обо-рачиваясь более, пошёл размеренным шагом в гору.
– Извините, не знаю, как вас по имени-отчеству… Не надо, зря вы это! – крикнул мужчина вслед Матвею, потом пожал плечами и произнёс тише: – Ну ладно… Спасибо большое.
Поднявшись на бугор, старик запыхался и остановился немного передохнуть. Оглянулся назад. Сквозь листву деревьев, за белыми стволами берёз было видно, как внизу, под косогором, играет солнечными зайчиками вода. Поднялся ветерок, и березник шумел над Матвеем. Где-то совсем рядом закуковала кукушка.
– Ну-ка, ну-ка… – Старик поднял голову. – Сколько мне там ещё осталось? – И стал считать про себя: «Один, два, три…». Насчитал шестнадцать. Усмехнувшись, проронил: – Не ври, хлопуша…
Стало совсем жарко, и он, сняв брезентовую куртку и перекинув её через свободную руку, зашагал домой.
– Ну как, отвёл душу? – встретила мужа Клавдия. Она сидела на крыльце и зашивала дырку в прохудившихся чулках. – Наловил чего? Где рыба-то?
– Плавает рыба, – ответил Матвей, прислонив удочки к забору и садясь рядом с женой на крыльцо.
– Где плавает? – не поняла старуха.
– Где-где… В пруду, где ещё…
– Вообще, что ли, ничего не поймал?
– Не клевало. – Старик снял резиновые сапоги с упревших ног, стянул носки и с удовольствием пошевелил белыми босыми ступнями, подставляя их солнцу.
– Вот делать-то тебе нечего. Болтаешься на рыбалку свою, как мальчонка малый. И охота ведь в такую даль пёхом топать!
– У воды побыл и ладно.
Посидели какое-то время молча.
– Андрей заезжал сегодня. С час назад, – сказала Клавдия, перекусывая зубами нитку.
– На чём?
– На мотоцикле.
– Трезвый?
– Вроде трезвый.
– Так просто или чего надо было? – Матвей снова надел носки и встал.
– Так просто. Чаю попил и всё. Сказала ему, что Наталья сулились на выходных все приехать.
– Понятно…
– Иди в избу, сейчас приду, обедать будем.
– Да рано, поди, ещё… Сколько там?
– Так два уж доходит, ничего не рано. Пока разогрею, вот оно и будет…
После обеда Матвей, взяв сумку с консервными банками и бутылками, принесенными с пруда, пошёл в огород. Вывалив возле столярки содержимое на землю, он встал на колени и начал молотком на берёзовой чурке плющить банки в жестяные блины.
– Здорово, Иваныч! – послышался вдруг голос.
Матвей вздрогнул и обернулся. Из-за
– Тьфу ты… Испугал. Здорово, Лукич. Ты, как партизан, вечно подкрадываешься.
– А я думаю, чего колотишься? На рыбалке был?
– Был.
– Ну и как?
Матвей, расплющив в лепёшку последнюю банку, поднялся с колен.
– Нормально.
– Клюёт, хоть? Много наловил?
– Десятка полтора выудил. – Собрав жестяные лепёшки, Матвей сложил их в большой полиэтиленовый мешок, стоявший между забором и столяркой. – Ты-то уголь заказал?
– Заказал… Больше часа в очереди просидел! Курвы, понимаешь… Сидят две клуши, в час по чайной ложке шевелятся. Приехал, пять человек всего передо мной было, думал, по-быстрому сейчас… Ага, куда там… У них по-быстрому не бывает.
– Понятно… – протянул Матвей, ставя ровнее мешок, норовивший всё время завалиться набок.
– Ты всё банки эти таскаешь? Не надоело тебе?
– Тебе-то чего? – Старик наконец подсунул под непослушный мешок небольшую деревянную чурочку, и тот обрёл равновесие, потом сложил бутылки в деревянный ящик, стоявший тут же.
– Делать тебе нечего, – усмехнулся сосед. – Сколько уж лет таскаешь их, а толку? Бутылки-то хоть сдать можно, всё копейка, а банки чего?
– Ты чего хотел-то? – глянул на Фёдора Матвей. – Про банки у меня узнать?
– Да таскай на здоровье, не жалко, только толку-то нету от этого.
– А какой тебе толк нужен? – Матвей сел на берёзовый чурбак, на котором только что колотил молотком по банкам, снял шляпу и вытер рукавом вспотевший лоб.
– Мне-то? А надо по-другому всё это решать.
– И как, по-твоему?
– А вот расстрелять парочку-другую, кто так пакостит, и тогда порядок будет.
– Ну ты даёшь, Лукич! За банки, что ли, расстрелять?
Сосед энергично мотнул головой.
– Да не в банках же дело, Иваныч! Банка что? Ерунда! – загорячился Фёдор. – Надо же в суть глядеть, в корень! По-твоему, он просто банку бросил и всё? Нет, Иваныч, он этим самым наплевал на тех, кто тут после него сидеть будет! Вот так вот!
– Да брось… Никто так и не думает.
– А вот пусть думают! Не один на земле живёшь! И вот тех курв, которые в очереди людей часами маринуют, туда же. Вот тогда будет порядок! Я тебе, знаешь, что скажу… Меня прошлый год – по осени уж дело было – мужик один знакомый позвал на охоту с ним съездить.
– Ты же, вроде, не охотник, – удивился Матвей. – У тебя и ружья нету.
– Да я с ним так, за компанию. Они там на озере уток стреляли, а я по речке с удочкой ходил, чебачков потаскал маленько. Ну так вот… Приехали, а там, видать, как раз перед нами кто-то был уже. Охотнички, ядрёна вошь… И, веришь-нет, по берегу на кустах, на ветках полно горлышек бутылочных, и стекла битого на земле навалом. Напились, похоже, и стали по бутылкам палить. На ветку насадят и палят. Так вот это как, по-твоему, называется? Он просто бутылку разбил или нет?