Последнее пламя
Шрифт:
– Разойдись! – рявкнул я и ударил по бокам коня.
Скакун стал набирать скорость и за мной клином выстроились мои всадники, желающие крови больше, чем воздуха. Сезар даже в пылу горячки услышал мой приказ и его войска стали расступаться, пропуская внутрь солдат Церкви и ларингийского короля. Они, обрадованные скорой победой, устремились внутрь нашего лагеря, но тут ударили мы. Всего пары сотен метров нам хватило, чтобы разогнать мощных ларингийских коней, а потому латная лавина ударили со всей доступной нам мощью. Противник сейчас был не больше, чем дезорганизованной толпой, обезумившей от битвы, а потому наша атака оказалась настолько
Мы стали оттеснять войска противника так быстро, что за нашим конным «тараном» устремилась тяжёлая пехота, подгоняемая рыком лужёной глотки северного бородача. Мы терзали рассеянное воинство противника, сгоняя его с холма. Они пытались сопротивляться, но мои бойцы почувствовали запах победы, а потому больше не ощущали усталости.
В этот момент у подножья холма появилось великое множество кавалеристов под знамёнами Церкви, отчего я потерял дар речи, чувствуя, что контратака теперь бессмысленна и стоит вернуться обратно за укрытия вагенбурга, но конники ударили в тыл нашему врагу. Эта была всего одна баталия, но они атаковали столь неожиданно, что их хватило, чтобы разгромить лагерь вражеской армии.
Противник обезумел. Он не понимал куда отступать, где друг и где враг. Кто-то бросался на стоящий рядом, посчитав их за предателей и раздрай никак не мог остановиться. Теперь враг стал ничем иным, как грушей для битья, которую изничтожали мои воины. Рубили всех, кто попадался под руку, а остальные, кому удавалось убраться с холма, умирали под ударами неожиданно подкрепления «реформистов». В том что это были именно они, я нисколько не сомневался. Единственным их внешним различием был используемый символ на знамёнах. Если воины Церкви использовали заключённый в круг ромб, то вот «реформисты» добавили внутрь ромба крест с диагональными перекладинами.
К ночи битва была окончена. Всех, кто пытался сопротивляться, добивали сразу на месте, а выживали лишь те, кто бросал оружия и падал на колени, складывая ладони в молитвенном жесте. Вот только я не спешил расформировывать свой лагерь и спускаться с холма. Причиной тому был серьёзнейший недосып и прошедший бой, вытянувший из меня почти что все силы. Я просто сидел на раскладном стуле, смотря на валяющийся рядом доспех. В лагере шла возня по подсчёту пленников, лечении раненных, подготовке к похоронам погибших, а я отдыхал, раздав все необходимые приказы. Сейчас я бы с радостью прилёг на мягкую кровать, но мой гонец уже был отослан к подножию холма, где до сих пор оставался потрёпанная тысяча реформистов.
Я уже почти уснул, когда на вершину нашего холма прибыл Вард. Безволосый легат был не один. На вершину вместе с ним прибыла целая сотня телохранителей. Они были не столь уставшими, как многие из моих ратников, но всё равно оставались опаснейшими из противников. В этот же момент краем глаза я обратил внимание, как Сезар скомандовал своим людям приготовится к бою. Не смотря на всю свою воинственность, я понимал, что бородач не начнёт действовать без приказа и лишь готовится к возможному столкновению.
– Здравствуй, Вадим! – поприветствовал меня лысый легат, слегка поклонившись, - Я вернулся, как только смог. Всё это время мы молились, чтобы вы выжили, но, вижу, что вам помощь могла и не понадобится. Я прибыл с подарком. – Вард взял у одного из своих телохранителей холщовый мешок, откуда вытянул прекрасную золотую корону и протянул её мне.
Такая
Глава «реформистов» попытался было втянуть воздух в лёгкие, но в этот момент я выхватил пистоль и нажал на спуск. Пуля раздробила колено Варда, и он рухнул на землю, а Сезар заорал «Взять их!». Телохранители попытались было оказать отпор, но в этот момент они были в тотальном меньшинстве, а мои ветераны были слишком озлобленны предательством, чтобы дать «реформистам» выхватить оружие.
Не прошло и трёх минут ожесточённого боя, как вся кодла вардовских телохранителей лежала на земле либо мёртвой, либо повязанной по рукам и ногам. Сам Вард попытался выхватить свой полуторный меч из положения лёжа, но я просто прижал его руку, направив новый пистоль прямиком ему в голову.
– Вард, зря ты думал, что я не узнаю о твоём предательстве… - помотал я головой, - Ты подсылал против меня убийств, ошибочно полагая, что я лёгкая мишень, но ты ошибся. Не просто так я убил множество великих людей, чтобы погибнуть от рук какого-то монаха, возомнившего себя властителем судеб. Ты пользовался моей добротой, Вард. Это было главной твоей ошибкой!
Едва успели вырваться последние звуки из моих уст, как палец нажал на спуск и пистоль бахнул, а пуля кровавым фонтаном взорвала безволосую голову монаха. Часть кроваво-мозговой каши залила мне лицо, но я не стирал её с лица, просто усевший обратно на стул, громко и чётко приказав:
– Убить их всех! Не щадить ни пленников, ни оставшихся союзничков! Пусть земля пропитается кровью!
Глава 25
Нас никто не останавливал. После последней схватки на «Кровавом» холме просто не было сил, которые могли бы хоть немного задержать мою возвращающуюся на юг армию. Ларингия просто исчерпала все имеющиеся у неё человеческие ресурсы. По пути мы наведывались в каждый прибрежный город, который мог снабдить нас грузовыми кораблями, способными добраться до Лагрики. Большинство поселений легко открывали нас свои ворота, понимая, что сопротивление будет стоить им жизней. Правда, среди городских управителей всё же нашлось несколько «умников», которые дерзили мне и заявляли, что будут сражаться до последнего человека, но никогда не сдадутся плешивому наёмнику. Что-же… их желания полностью выполнялись. Каждый, кто оставался в городе придавался смерти. Мне просто надоело проявлять свою добрую волю тем, кто ей просто пользовался.
Ларингия горела. Мы продвигались, оставляя за собой пепелища. Мои ратники заглядывали в обезлюдившие монастыри и города, при помощи пороха сводя под ноль имеющиеся там оборонительные сооружения. Ради этого мне было не жалко тратить время и средства, хоть я и понимал, что эта страна никогда больше не сможет восстановиться после этого страшнейшего поражения, которое будет откликаться в сердцах ларингийцев поколениями. Я вписывал кровью тысяч людей своё имя в историю.
За нашей армией тянулся огромнейший обоз. Мало того, что там хранились сотни тысяч предметов роскоши, богатой одежды, тонны драгоценных металлов, но вместе с нами шли мастера различных ремёсел и самые мудрые мужи. Сейчас они были пленниками, но в будущем станут фундаментом научного прогресса Лагрики, которая никогда больше не станет дозволят хоть кому-то открывать на неё рот.