Последнее правило
Шрифт:
— Еще раз уточним, мистер Сото: по-вашему, выполнялись ли эти рекомендации?
— Ни одна.
— Благодарю, — отвечаю я и опускаюсь на скамью рядом с Джейкобом.
Хелен поднимается, чтобы допросить свидетеля. Я взволнован — нет, я в восторге. Я только что выбил их из седла. Честно признаться, большая удача найти подобного эксперта, да еще в области, о которой никто никогда даже не слышал! И который поможет удовлетворить твое ходатайство.
— Какие раздражители в кабинете детектива Метсона могли вывести Джейкоба
— Я не знаю. Меня там не было.
— Следовательно, вам неизвестно, были ли там громкие звуки и яркий свет, так?
— Да, однако я не видел еще ни одного полицейского участка, который можно было бы считать уютным, тихим местечком, — говорит Сото.
— По вашему мнению, мистер Сото, чтобы эффективно провести допрос подозреваемого с синдромом Аспергера, стоит отвести его в закусочную и угостить кофе со сливками?
— Разумеется, нет. Я говорю только о том, что нужно было предпринять определенные шаги, чтобы Джейкоб чувствовал себя более спокойно. Тогда он мог бы отдавать отчет в своих действиях, а не поддаваться внушению и говорить и делать что угодно, лишь бы выбраться оттуда как можно скорее. Дети с синдромом Аспергера особенно склонны к самооговорам, если считают, что представители власти именно это и хотят услышать.
Мне захотелось обнять Фредди Сото. Захотелось вылечить его скакуна.
— Например, — продолжает он, — когда Джейкоб говорит: «Теперь мы закончили? Мне на самом деле нужно идти» — это классический признак тревоги. Человек, знакомый с синдромом Аспергера, тут же все понял бы и «снизил обороты». Но согласно протоколу детектив Метсон, наоборот, принялся забрасывать Джейкоба вопросами, которые того еще больше смутили.
— Вы считаете, что полицейским нужно знать сдвиги каждого подозреваемого, чтобы эффективно их допрашивать?
— Уж точно не повредит.
— Вы понимаете, мистер Сото, что когда детектив Метсон спросил у Джейкоба, знает ли он свои права, тот процитировал их вслух, а не стал ждать, пока их зачитает сам детектив?
— Отлично понимаю, — отвечает Сото. — С таким же успехом Джейкоб мог бы процитировать всего «Крестного отца-2». Но это не означает, что он на самом деле понимает события этого фильма и сопереживает им.
Я вижу, как Джейкоб открывает рот, чтобы возразить, тут же хватаю его за руку и кладу ее на стол. Он испуганно поворачивается ко мне, и я решительно трясу головой.
— Но откуда вам знать, что он не понимает своих прав? — спрашивает Хелен. — Вы же сами отметили, что он умен. И детективу он сказал, что понимает свои права. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — отвечает Сото.
— И, судя по вашим собственным показаниям, разве вы только что не утверждали, что Джейкоб предельно честен?
— Утверждал, — признает Сото.
Мой выдающийся свидетель, моя звезда, открывает и закрывает рот, не зная, что ответить.
— Больше вопросов нет, — заявляет Хелен.
Я
— Мистер Сото, — говорю я, поднимаясь, — вы согласны, что существует разница между истинным пониманием закона и феноменальной способностью воспроизвести наизусть его текст?
— Естественно. В этом и заключается разница между человеком с синдромом Аспергера и тем, кто по-настоящему понимает «права Миранды».
— Благодарю, мистер Сото, можете занять свое место, — говорю я и поворачиваюсь к судье. — Я хотел бы вызвать Джейкоба Ханта.
Мною все недовольны.
Во время перерыва, который я попросил объявить перед тем, как будет давать показания Джейкоб, я сообщил ему, что придется ответить на несколько вопросов. Можно говорить, когда я буду задавать вопросы или когда их будет задавать судья и Хелен Шарп. Но ничего, кроме ответов на вопросы, он произносить не должен.
А тем временем Эмма Хант наматывает вокруг нас круги, решая, куда бы лучше воткнуть мне нож.
— Нельзя вызывать Джейкоба на место свидетеля, — протестует она. — Это травмирует его. А если он сорвется? Как это будет выглядеть?
— Это будет лучшее, — возражаю я, — что может случиться.
Она тут же прикусила язык.
Джейкоб заметно нервничает. Наклонив голову под странным углом, он раскачивается на стуле.
— Можешь себя назвать? — спрашиваю я.
Джейкоб кивает.
— Джейкоб, необходимо отвечать вслух. Стенографистка записывает твои слова, она должна их слышать. Ты можешь назвать свое имя?
— Да, — отвечает он. — Могу.
Я вздыхаю.
— Как тебя зовут?
— Джейкоб Хант.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
— Джейкоб, тебе известно, о чем говорится в «правах Миранды»?
— Да.
— Можешь мне сказать?
— «У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на допрос в присутствии своего адвоката. Если вы не в состоянии сами оплатить услуги адвоката, адвокат будет назначен вам судом».
— А теперь, Джейкоб, — прошу я, — объясни, что они означают.
— Протестую! — восклицает Хелен, и тут Джейкоб начинает стучать кулаком по боковине кафедры на месте свидетеля.
— Я перефразирую вопрос, — говорю я. — Джейкоб, можешь сказать, о чем говорится во Второй поправке к Конституции?
— «Поскольку хорошо организованный вооруженный народ необходим для безопасности свободного государства, право граждан хранить и носить оружие не должно ограничиваться», — цитирует Джейкоб.
«Молодец!» — думаю я.
— Что она означает, Джейкоб?
Он колеблется.
— «Я прострелю тебе глаз, парень!»
Судья хмурится.
— Разве это не из «Рождественской истории»?