Последнее предупреждение
Шрифт:
– Он и вам спасибо не скажет.
– Кто сказал, что я жду благодарностей? Разве похоже, что мне для счастья нужен кто-то еще?
– Вот поэтому вы и не понимаете.
– Кого?
– Не кого, а что. Семью. Детей. Люка. Ведь правда?
– Странные выводы.
– Когда вы говорили про его мать – это была обида.
– Она была предательницей.
– Ваше Величество, почему вам так неприятен разговор о матери Люка? Каждый раз, когда речь заходит об этой теме, вы начинаете, чуть ли, не плеваться ядом?
– У меня складывается впечатление, что, говоря о матери Люка, вы представляете себе что-то вроде девочки-подростка,
– Такое впечатление, что вы говорите о Мон.
– Они, действительно, похожи. Это-то меня и встревожило поначалу. Совершенно очевидно, что Милорда тянет к определенному типу женщин. Я говорю не о любви.
– Ну... вы же в неё не верите. Считаете влиянием гормонов.
– Здесь мы общих точек не найдем. Возвращаясь к матери Люка, скажу: мы с Энекином ее недооценили. Я – не верил, что она может пожертвовать частью амбиций ради чувств. Она это сделала, – и в результате мы получили Люка. А ее муж верил, что ради любви она откажется от сведения личных счетов. Что сказать? Не отказалась. Однако эта женщина в свою очередь не понимала джедаев. Судила их по своему мужу, а он был... ну, скажем так: джедаем наполовину. В итоге все вышло, как вышло. Я ответил на вопрос, почему мне тошно о ней говорить?
– Вы не одобряли их отношений. В ПРИНЦИПЕ, не одобряли.
– Я не вмешивался.
– Да. А если бы это вас зацепило – вы бы им помогли.
– Вы принимаете меня за джедая? Это они были специалистами по бескорыстной помощи ближним.
– А как здорово они помогли родителям Люка – в гробу я их видел, таких альтруистов.
– Именно туда я их и определил. Всей, что называется, «кодлой», – было странно слышать такие словечки из уст Императора, известного безупречным вкусом. Подобный жаргон подошел бы скорее контрабандисту, чем правителю Империи. Хотя – слово «кодла» в подобном контексте смотрелось удивительно органично. Иначе Линнард бы затруднился, как этих... рыцарей назвать. Его возмущение изменило объект, сфокусировавшись на Ордене. Как правильно отметил Палпатин, давно канувшем в небытие. А тот, между тем, продолжал:
– Однако вы передергиваете, Зейн. В том случае дело было в идеологии и политике. При встрече ситха и джедая уходит один. Это – закон возрастом в тысячелетия.
– Но вы же встретились с Энекином – и оба выжили, – резонно возразил врач
– Линнард, вам не откажешь в проницательности, – на лице ситха появилась невеселая улыбка. – Но он был не совсем типичным рыцарем. Точнее – совсем не типичным. НАСТОЯЩИЙ джедай поступил бы так, как Кеноби. Он бы меня убил – и горевал всю оставшуюся жизнь. Оби-Ван обрек на смерть того, кого любил, как брата. Энекин, в сходной ситуации, отказался пойти против человека, который заменил ему отца.
– Не понимаю, – искренне удивился врач. – Лично мне правильным кажется поступок второго. А первого я бы с удовольствием посадил в тюрьму за преступление.
– Мы наконец-то дошли до корня всех бед. Зейн, ты – не форсъюзер.
– Вы что, хотите сказать, что форсъюзеры, простите за грубость, моральные уроды?
– С точки зрения ВАШЕЙ морали – да, несомненно.
– А что, есть еще другая мораль?
Император задумчиво сложил пальцы домиком:
– Ты общался с сиротами на гособеспечении?
– Да. Там были очень разные люди. Далеко не все из них стали преступниками...
– Я не о том. Представь, что ты стал директором такого заведения. И увлек всех сирот хорошей идеей – избранностью. Мессианство – опасная вещь. Для того, чтобы этот вирус охватил коллектив, нужна лишь пара фанатиков. С форсъюзерами такое произошло много поколений назад. Сценарий был один – а идеи разные. Вот и готов конфликт философий, Темная и Светлая сторона.
– Значит, для джедаев главным в жизни была их организация?
– Для ситхов, кстати, тоже. Но нас было меньше, и мы были более автономными. А светлые сызмальства завязаны на коллектив. Им сложно жить без себе подобных. Для них это – существование без цели. Понимаешь? Отняв у них Орден, я убил их без оружия.
– Значит, Люк – их последняя надежда? Оригинально, но не умно. Почем им знать, что сын не пошел в отца? Тот ведь был – нетипичным.
– Несомненно, пошел. Здесь дело не только в характере – тут у них масса различий. Особенность Энекина была в том, что он попал к джедаям довольно поздно. И ему сложно было осознать, как это здорово: пожертвовать сегодняшней любовью для гипотетического блага организации. Даже не блага – спокойствия. Да, Скайуокеру-старшему было сложно. А вот Скайуокер-младший такого не поймет никогда. А посему, – какой бы цвет он не выбрал, это все равно будет фикцией. Он – форсъюзер. Но он – не один из нас. Чувствуешь разницу?
– Значит, вы, ситх старой школы, просто сменили в этом уравнении «Орден» на «Империю»?
– Не я. Мы. Вейдер – больше, я – меньше. Потеряв человеческое счастье, он попробовал найти утешение в ценностях форсъюзеров. Похоже, не нашел. В нем слишком много огня для столь... холодной бесчувственности.
– Мой Император, похоже, вы не слишком высокого мнения об этих «альтернативных ценностях».
– Я знаю, что мы есть. Самоуверенные и эгоистичные сволочи, веками плюющие на человечество. Во имя призрачных идей и личных разборок, от которых трещит вся Галактика. К сожалению, я понял это лишь лет в семнадцать, уже успев стать частью системы. И все, что мне удалось – стать тщеславным и лицемерным гадом, плюющим на мораль ради чуть-чуть иных целей.
– Я думаю, – вы переборщили с критикой.
– С какой частью определения ты не согласен? Совсем недавно, сломя голову несясь по коридорам, ты хотел мне сказать то же самое. Не отпирайся, Зейн. Я же слышал.
– Вы и разговор с Люком подслушивали?
– А как же? Доктор, я разрешил вам предупреждать юношу. Однако ни слова не сказал о том, что перестану контролировать процесс. Я увлекся. Ты – тоже. Сам ведь понял, что далеко зашел. Этот разговор начался лишь потому, что ваши с Люком выводы из моих слов были корректными, – но неполными. Нет ничего хуже обрывочной информации – она оставляет слишком много простора для домыслов. Для мальчика – пусть. А вот твои фантазии – для меня лишнее. Предпочитаю вариант «знает, но молчит». Ясно, Линнард?