Последние Девушки
Шрифт:
Тина бросила на вид за окном последний взгляд и тут же об этом пожалела, поскольку он напомнил ей Джо. Ей велели о нем не думать.
Но все равно она думала. Постоянно. Ее отъезд ничего не изменит.
Еще ей велели не думать о той ночи. Обо всех ужасах, которые тогда случились. О погибших ребятах. Но разве ей это было под силу? Ведь именно поэтому закрывали больницу. Поэтому ее и остальных выводили отсюда.
Некоторые санитары пришли на них посмотреть. В том числе и Мэтт Кроумли, этот козел с завитыми волосами. Он столько раз совал Тине руку в штаны, что она сбилась со счета.
Снаружи стоял микроавтобус, которому предстояло отвезти их на автостанцию. После этого всем будет глубоко наплевать, куда они отправятся, лишь бы не остались здесь.
Перед посадкой медсестра Хэтти протянула ей большой конверт. Внутри был адрес агентства по вопросам соцобеспечения, которое поможет ей найти работу, предоставит все необходимые медицинские справки, даст рекомендации и снабдит скромной суммой наличных, которых, как знала Тина, хватит лишь на каких-то пару недель.
Хэтти положила ей на плечо руку и улыбнулась.
– Живи счастливо, Тина. Стань настоящим человеком!
Два года после «Соснового коттеджа»
Дома никого нет. Тина без конца повторяла себе это, стуча в выгоревшую на солнце дверь. Дома никого нет, ей нужно просто уйти.
Но вот уйти она как раз не могла. У нее остался всего один доллар.
Тина попыталась устроиться сама, и поначалу у нее даже получилось. Благодаря той милой даме из агентства, она нашла работу, пусть даже всего лишь сортировщицей в супермаркете, и место в общежитии, построенном специально для таких, как она. Но бесконечные нарушения санитарных норм погубили магазин, и в итоге ей даже нечем было платить за жилье. Пособия по безработице хватало лишь на еду и проезд на автобусе.
В итоге она вернулась обратно в Хэзлтон и все стучала в дверь дома, который не видела четыре года, моля Бога, чтобы ей никто не открыл. Когда по ту сторону все же загремел замок, она чуть не бросилась бежать. Лучше сдохнуть с голоду, чем явиться сюда. Но усилием воли Тина все же заставила себя остаться стоять на потрепанном придверном коврике.
Открывшая ей женщина растолстела с тех пор, как Тина ее в последний раз видела, и задница у нее теперь была величиной с двухместный диван. Она прижимала к себе ребенка – извивающийся, орущий, краснолицый кусок дерьма в свисающем подгузнике. При взгляде на него у Тины оборвалось сердце. Еще один ребенок. Несчастное, обреченное существо.
– Здравствуй, мамуля, – сказала Тина, – вот я и дома.
Мать посмотрела на нее, как на незнакомку. Потом втянула свои жирные щеки и скривила губы.
– Здесь тебе не дом, – сказала она, – твоими же стараниями.
У Тины сжалось сердце, хотя это было в точности то, чего она ожидала. Мать никогда не верила, что Эрл проделывал с ней все это. Трогал ее, ласкал и забирался к ней под одеяло в три часа ночи. «Тссс!» – говорил он, обдавая ее пивным душком. – «Маме не говори».
– Ну пожалуйста, мам, – сказала Тина, – мне нужна помощь.
Ребенок задергался еще сильнее. Интересно, ему хоть сказали, что у него есть сестра? Хоть раз о ней упомянули? Сквозь крики из гостиной пробился мужской голос.
Тина
– Кто там?
Мать пристально посмотрела на нее.
– Да так, шушера всякая шляется.
Через три года после «Соснового коттеджа»
Во вторник вечером бар был забит до отказа. В нем не осталось ни одного свободного стула. И уж тем более стола. Пиво за два доллара – как раз то, что нужно, чтобы затащить сюда всех этих алкашей, едва ворочающих мозгами. Из-за наплыва посетителей Тина уже с ног сбилась разгребать горы без конца подносимых пустых кружек и испачканных кетчупом тарелок. Она все мыла и мыла, и ее руки так долго находились под струей воды, что пальцы сморщились и побелели.
Когда смена закончилась, она сорвала сетку для волос, стащила с себя фартук и бросила их в корзину для грязного белья у черного хода на кухню. Потом направилась в бар и потребовала положенную персоналу халявную выпивку, которая по идее должна была компенсировать слишком низкую зарплату.
В тот вечер за стойкой бара орудовал Лайл. Тине он нравился больше остальных. У него были длинные, подкрученные кверху усы, сексуальная линия челюсти и мускулистые, волосатые руки. Он налил ей, даже не дожидаясь, когда она сделает заказ.
– И бурбон для мисс Тины, – сказал Лайл, заодно наливая и себе.
Они чокнулись.
– Твое здоровье! – сказала Тина и одним глотком влила в себя напиток.
Она заказала еще. Лайл и на этот раз не стал брать с нее плату, хотя она и заверила его, что денег у нее достаточно. Эту порцию Тина стала потягивать мелкими глотками, устроившись в дальнем углу барной стойки и наблюдая за посетителями. Толпа представляла собой неописуемое размытое пятно – постоянно меняющийся натюрморт длинных волос, пивных животов и раскрасневшихся физиономий. Большинство из них были Тине смутно знакомы.
Потом она вдруг увидела человека, знакомого ей хорошо. Он сидел в отдельном кабинете в глубине бара и лапал рыжеволосую девицу, которая от этого была явно не в восторге. Хотя Тина не видела его несколько лет, он совсем не изменился. Вплоть до комической завивки на голове.
Мэтт Кроумли.
Санитар из Блэкторна, обожавший щупать ее, Хизер и Бог знает кого еще. Когда Тина увидела его по прошествии всех этих лет, у нее в мозгу щелкнул замок, открывавший коробочку со скверными воспоминаниями. Перед мысленным взором пробежали все те разы, когда он затаскивал ее в кладовку, засовывал руку в трусы и шипел: «Ты никому ничего не скажешь, слышишь? Иначе тебе будет хреново. Очень хреново».
Она рассказала только Джо. Он пришел в такую ярость, что тут же предложил выпустить этой скотине кишки, то есть сделать ровно то, из-за чего его и упекли в Блэкторн. Какой-то придурок из техникума его без конца задирал, и Джо, в конце концов, пырнул его кухонным ножом.
Тогда Тина его инициативу не одобрила, но сейчас об этом пожалела. Такую мразь, как Мэтт Кроумли, нельзя оставлять без наказания.
Поэтому Тина допила бурбон. Проскользнула на кухню и кое-что там прихватила. После чего заглянула к нему в кабинку и с улыбкой сирены сказала: