Последние Девушки
Шрифт:
– Я через секунду вернусь, – говорит она. – Не пытайся бежать, далеко тебе все равно не уйти.
Она направляется к дому, и я остаюсь в салоне одна, судорожно пытаясь придумать хоть какой-нибудь план. Нажимаю пальцем кнопку у бедра, и ремень безопасности со щелчком отскакивает в сторону. Лезу в карман за телефоном.
Его нет. Тина его забрала.
Но у меня есть еще один. Воспоминание о нем бурным вихрем врывается в затуманенный мозг. Я сую руку за пазуху и нащупываю пальцами украденный «Айфон», прижатый к телу лямкой лифчика.
Через ветровое
Я включаю телефон и, затаив дыхание, проверяю уровень заряда. Он в красной зоне. Сигнал совсем слабый – в углу то появляется, то исчезает одна-единственная палочка. На один звонок, наверное, хватит.
Надеюсь.
Но звонить в 911 не вариант. Тина услышит мой голос. Отнимет телефон. А то и еще хуже. Я не могу так рисковать, хотя и подозреваю, что худшее со мной произойдет в любом случае.
Остаются только смс. И только Купу. Я напишу с чужого телефона, так что он не узнает номер. С учетом того, что случилось минувшей ночью, это только к лучшему.
Я поднимаю глаза на дом и вижу, что Тина по-прежнему сражается с дверью. Это мой единственный шанс.
Я быстро набираю Купу сообщение, призывая замутненное сознание выдать его номер. Пальцы скользят по умирающему смартфону.
это куинн сэм держит меня в соснвом котедже помоги
Я нажимаю кнопку «Отправить», звучит короткий сигнал, подтверждающий, что смс уже в пути. Потом дисплей гаснет и батарея испускает дух. Я сую телефон в карман.
Я замечаю, что Тине наконец удалось выломать дверь. Дом распахивает черную зияющую пасть, готовую поглотить меня без остатка. Фары автомобиля светят прямо на него, резкие лучи кромсают сгущающиеся сумерки вплоть до самого порога, и в их сиянии нежится клочок запыленного пола.
Один взгляд на внутренности дома утраивает ужас, сгустившийся в груди. Словно стекло, он прокалывает легкие и перекрывает воздух. Когда Тина направляется обратно к машине, мне остается только одно – бежать.
Вот только я не могу.
Стоять – далеко не то же самое, что сидеть. Встав на ноги возле машины, я чувствую, что таблетки опять вступают в свои права и швыряют меня на землю. Но Тина уже рядом и не дает мне упасть. К шее взлетает нож и повисает рядом с горлом, царапая кожу.
– Извини, детка, – говорит она, – отделаться не получится.
Тина тащит меня к дому, я барахтаюсь и упираюсь изо всех сил. Мои каблуки вонзаются в гравий, но они неспособны нас затормозить, и о моем отчаянном сопротивлении свидетельствуют только две глубокие борозды на дорожке. Одна моя рука придавлена ее рукой. Той самой рукой, что сжимает нож, которого я не вижу, но могу явственно почувствовать. Каждый раз, когда мой рот открывается, чтобы закричать, подбородок упирается в его рукоятку. Много раз подряд.
Когда я не кричу, я пытаюсь отговорить Тину.
– Не делай
Тина ничего не отвечает. Просто продолжает тащить меня к двери, до которой теперь не больше десятка метров.
– Твой отчим тебя насиловал, так ведь? Ты поэтому его убила?
– Ага, типа того, – отвечает Тина.
Ее хватка слабеет. Самую малость, но вполне достаточно, чтобы стало ясно – я нашла ее слабое место.
– Они отправили тебя в Блэкторн, – продолжаю я, – хотя ты не была сумасшедшей. Просто защищалась. От него. И с тех пор только и делаешь, что защищаешь женщин. Наказываешь мужчин, которые их обижают.
– Замолчи, – говорит Тина.
Но я не хочу. И не могу.
– А в Блэкторне ты познакомилась с Ним.
Теперь я говорю уже не об Эрле Поташе. Тина это явно понимает, поскольку говорит:
– У него было имя, Куинси.
– Вы были близки? Вы встречались?
– Он был моим другом, – говорит Тина, – единственным в этой гребаной жизни.
Она замедляет наше беспорядочное движение в сторону дома. Ее рука сдавливает меня сильнее, острие ножа упирается в кожу под подбородком. Я хочу сглотнуть застрявший в горле ком, но не могу, опасаясь, как бы оно ее не проткнуло.
– Назови его имя, – приказывает она, – давай, Куинси.
– Не могу, – отвечаю я, – пожалуйста, не заставляй меня.
– Можешь. И скажешь.
– Пожалуйста… – слово дается мне с большим трудом, его едва слышно. – Пожалуйста, не надо.
– Назови его гребаное имя!
Я судорожно сглатываю помимо своей воли. От этого кончик ножа еще глубже втыкается в кожу и жалит меня, словно ожог – горячий и пульсирующий. Из глаз катятся слезы.
– Джо Ханнен.
Вверх по горлу стремительно катится тошнота, выталкивая эти два слова изо рта. Тина держит нож на том же месте, пока я извергаю содержимое желудка. Кофе, виноградная газировка и таблетки, еще не успевшие просочиться в мой организм.
Когда все заканчивается, я не чувствую себя лучше. Когда к горлу приставлен нож, а до входа в «Сосновый коттедж» остается пять метров, это невозможно. Мне все так же плохо, голова все так же кружится. Я совершенно выбилась из сил, тело отказывается повиноваться, словно парализованное.
Тина опять тащит меня к дому, и на этот раз я уже не сопротивляюсь. Мой боевой дух иссяк. Все, что мне остается, – это плакать, даже не имея возможности вытереть с подбородка блевотину.
– Почему?
Хотя я и так уже знаю ответ. В ту ночь она была здесь. Вместе с Ним. Помогала Ему убивать Жанель и остальных. Точно так же, как когда-то помогла убить тех туристов в лесу. И как потом убила Лайзу, хоть она это и отрицает.
– Мне надо знать, что ты помнишь, – отвечает Тина.
– Но почему?
Ответ прост: это позволит ей решить, убивать меня или нет. Как Лайзу.
Мы уже у самой двери, у этой жуткой, коварной пасти. Оттуда тянет слабым, бросающим в озноб холодом.