Последние Девушки
Шрифт:
– Ничего, это пройдет, – говорит Тина.
Вообще-то уже проходит. Только медленно. Ко мне возвращаются чувства. Достаточно, чтобы понять: я сижу, моя грудь чем-то стянута наискосок. Ремень безопасности. Я в машине.
Слева от меня Тина. Я ощущаю ее присутствие, слышу, как под ее руками на руле поскрипывает кожа, хотя мы не едем и двигатель выключен. Мы где-то стоим.
Я пытаюсь пошевелиться и начинаю ворочаться под ремнем.
– Зачем…
– Расслабься и побереги силы, – говорит Тина, – они тебе вскоре понадобятся.
Я продолжаю извиваться. Тянусь к дверной ручке. Но отяжелевшие
– А ведь ты, Куинни, могла избавить себя от этих проблем, – говорит Тина, – поверь мне, я всей душой хотела, чтобы все было по-хорошему. Хотела уложиться в один день. Ну максимум в два. Я прихожу, веду себя вежливо, узнаю все, что ты помнишь о «Сосновом коттедже». Раз-два и готово.
Мои пальцы наконец входят в соприкосновение с ручкой. Мне удается потянуть ее на себя. Дверца открывается, швыряя мне в лицо порыв октябрьского ветра, пропитанного запахами леса. Я рвусь ему навстречу, пытаясь выкатиться из машины, но меня не пускает ремень. Затуманенный мозг о нем совершенно забыл. Впрочем, неважно. Даже если бы здесь не было ни ремня, ни машины, все равно мне не удалось бы убежать. Все мое туловище будто глыба мрамора.
– Эй, ты полегче, – говорит Тина, втаскивая меня обратно на сидение.
Когда она тянется через меня, чтобы захлопнуть дверцу, я хлопаю ее по руке. Удар настолько слабый, что кажется, будто я ее глажу.
– Не упирайся, детка, – говорит она, – единственное, что мне нужно, – это правда. Что ты помнишь о «Сосновом коттедже»?
– Ничего, – отвечаю я. Язык понемногу начинает работать. Мне даже удается породить целое предложение: – Я не помню ничего.
– Это ты уже говорила. Но просто не могу тебе поверить. Лайза запомнила все и описала в своей книге. Сэм тоже, и рассказала об этом в интервью.
Мысли в голове постепенно набирают скорость. Вслед за ними и мышцы рта.
– Давно ты себя за нее выдаешь?
– Не очень. Где-то около месяца. Как только поняла, что это сойдет мне с рук.
– Зачем?
– Потому что нужно было понять, что тебе известно, Куинни, – отвечает она, – после всех этих лет я обязана это узнать. Но мне нужна была помощь. Поскольку я знала, что иначе вы с Лайзой будете воротить от меня свой гребаный нос, я прикинулась Сэм. Я понимала, что это рискованно и может не сработать. Но еще я понимала, что вы обратите на меня внимание. Особенно Лайза. Она сделала все что могла, чтобы помочь мне выяснить больше о «Сосновом коттедже». Я сказала ей, что это тебе поможет. Что если ты все вспомнишь, это ускорит процесс твоего восстановления. Она купилась, но уже через несколько дней начала сомневаться.
– Но ты от своего не отказалась, – говорю я, – и позвонила моей матери.
То, что мне это известно, Тину, похоже, совсем не удивляет.
– Ага, как только поняла, что Лайза не станет мне больше помогать. Потом она выставила меня за дверь.
– Потому что поняла, кто ты на самом деле, – говорю я.
Этот разговор придает мне сил. По телу устремляется поток энергии. Тяжесть в руках пропадает. В ногах тоже. Я могу говорить, не задумываясь над каждым словом.
– Она нашла мое водительское удостоверение. Навела кое-какие справки.
–
Тина с такой силой шарахает по рулю, что вся машина тяжело вздрагивает.
– Я ее не убивала, Куинси! Она мне нравилась! Когда я узнала правду, я почувствовала себя последним дерьмом.
– Но это все же не помешало тебе прийти ко мне.
– Я чуть было не отказалась от этой затеи. Решила, что это плохая идея. – Она заливается неуместным, саркастическим смехом. – И оказалась права.
– Что тебе нужно?
– Информация.
– О чем?
– О Джо Ханнене, – говорит Тина.
От этого имени, будто от удара молнии, я тут же прихожу в себя. Глаза распахиваются, сквозь ресницы пробивается розово-оранжевый свет. Закат. Через приборную доску тянется полоса угасающего сияния, высвечивая какой-то предмет и отражаясь от его поверхности.
Нож. Из моей кухни.
– Ну что же ты, давай, хватай его, – угрожающе говорит она, – но предупреждаю, я окажусь проворнее.
Я поднимаю глаза от ножа на лобовое стекло, испачканное полосами от дворников и пятнами от мокрой листвы. Сквозь слой грязи вижу деревья, усыпанную гравием подъездную дорожку, обветшалый дом с выбитыми окнами и поросшей мхом дверью.
– Нет, – говорю я, вновь зажмуривая глаза, – нет, нет, нет.
Я продолжаю без конца повторять одно и то же слово, надеясь, что это окажется неправдой.
Что это лишь кошмар, и я вот-вот проснусь.
Но это не кошмар. Все происходит в действительности, и я понимаю это как только снова открываю глаза. Тина привезла меня в «Сосновый коттедж».
Время этот дом не пощадило: он рушится под гнетом запустения и упадка, напоминая не столько строение, сколько торчащий из лесной почвы комок грязи. Плесень. Гриб. Опавшие листья толстым слоем покрывают крышу и окружают каменную трубу, торчащую кособоким гнилым зубом. Посеревшие от непогоды стены покрыты оспинами мха и побегами полумертвых ползучих растений. Над дверью по-прежнему виднеется вывеска, однако один из ржавых гвоздей выпал и два зловещих слова завалились набок.
– Я не пойду туда! – Мой голос окрашен в истерические тона. – Ты не можешь меня заставить!
– А тебе и не надо, – отвечает Тина, куда спокойнее меня, – просто скажи мне правду.
– Я уже сказала все, что знала!
Она поворачивается ко мне, опираясь локтем на руль.
– Куинни, никто не верит, что ты ничего не помнишь. Я читала стенограмму. Копы считают, что ты врешь.
– Куп мне верит, – говорю я.
– Он просто хотел тебя трахнуть.
– Пожалуйста, поверь мне, я действительно ничего не помню, – с мольбой в голосе произношу я. – Богом клянусь, не помню.
Тина качает головой и вздыхает. Потом открывает дверцу и говорит:
– Тогда, я думаю, нам придется войти.
Мое тело начинает вибрировать. Кровь вскипает от адреналина. Увидев на приборной доске нож, я стремительно тяну к нему руку. Но то же делает и Тина, опережая меня.
Она права. Она проворнее.
Тогда я пытаюсь завладеть ключами, метя в пластмассовый брелок. Но Тина и в этот раз оказывается быстрее. Вытаскивает ключи из замка зажигания, и вместе с ними и с ножом выходит из машины.