Последние Девушки
Шрифт:
Не могу сказать, сколько точно прошло времени.
Я лежу на полу в одной из комнат. В моей. На стене висят знакомые домотканые покрывала. Из-под двери сочится вода. Я понятия не имею, откуда она. Где-то лопнула труба? Или это наводнение?
Могу лишь сказать, что я насквозь промокла, что из моих ран течет кровь, что так страшно мне не было никогда в жизни. Я всхлипываю, и Родни говорит: «С тобой все будет хорошо. С нами обоими все будет хорошо».
Он съежился рядом, набросив на плечи снятое со стены покрывало. На его волосах кровь.
«Где Бетц?» –
Родни не отвечает.
Снаружи тихо. Даже сверчки умолкли. Даже деревья и листья. Но вдруг из-за стены доносится какой-то звук. Шаги.
Медленные, осторожные, они шлепают по воде в коридоре. Каждый напоминает мне мамину швабру, скользящую по полу на кухне.
Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп.
Они останавливаются у самой двери.
Я смотрю на Родни, задавая глазами вопрос, который не осмеливаюсь произнести вслух:
«Ты запер дверь?»
Он кивает. Дверная ручка дергается.
Потом на деревянную перегородку что-то обрушивается, напирает, и она начинает поддаваться. Страх поднимает меня на ноги. Дверь опять сотрясается от удара, она распахивается, и я вижу мрачно сверкающий во тьме нож.
Я кричу.
Я закрываю глаза.
Нож вонзается мне в живот. Заполняет меня без остатка. Острая сталь насилует мое тело. Когда лезвие выходит из меня, я с шумом втягиваю в себя воздух сквозь плотно стиснутые зубы и валюсь на пол.
«Нет!»
Это Родни, он отталкивает меня и загораживает своим телом. Я не открываю глаз. Не могу. Свет погас. Мне не остается ничего другого, кроме как прислушиваться к шуму борьбы в комнате, потом в коридоре. Родни хрипит, ругается и толкается.
Затем слышится сдавленный, одиночный крик.
Потом ничего.
Еще немного погодя.
Ко мне опять возвращается сознание. Я лежу в той же комнате, залитой водой.
В доме тихо. Не слышно сверчков, не слышно шума листьев и деревьев. Все либо умерло, либо исчезло. Все, кроме меня.
Я сажусь, боль в животе теперь еще сильнее, чем в плече. Обе раны все еще кровоточат. Мое платье насквозь пропитано кровью и водой. Но больше кровью. Она гуще.
Мне как-то удается подняться на ноги, теперь босые. Туфли я где-то потеряла. Эти шаткие ноги чудом выносят меня за распахнутую дверь. И держат в коридоре, даже когда я вижу в соседней комнате мертвую Бетц в луже жидкости, вытекшей из пробитого ножом матраца.
Родни лежит чуть дальше в коридоре, тоже мертвый. Переступая через его труп, я стараюсь на него не смотреть.
«Это все только кажется. Все это мне только кажется».
Его я вижу только когда вхожу в гостиную и останавливаюсь у камина, дрожа от холода и потери крови. Он стоит на четвереньках рядом с Эйми, будто пес, обнюхивающий тушу животного, решая, стоит ли ее сожрать.
Из его горла вырываются едва слышные звуки. Тихий скулеж.
Пес воет от боли.
Потом он замечает меня, резко поворачивает голову и смотрит мне в глаза. Рядом с Ним лежит нож, почерневший от свежей крови. Он хватает его и поднимает над головой.
«Я пошел обратно, – говорит он, тяжело дыша, – услышал
Дальше я не слушаю, меня интересует только одно – бежать! Боль, ярость и ужас прокатываются по мне огнем, сливаются вместе и пузырятся под кожей, словно в химической пробирке. Я несусь вперед.
Вон из этого дома.
В лес.
Я безостановочно кричу.
Воспоминания наваливаются на меня всем скопом. Полчищем зомби, тянущих ко мне руки, с которых лохмотьями свисает кожа. Я пытаюсь отогнать их от себя, но не могу. Я окружена, я беспомощна и содрогаюсь в конвульсиях каждый раз, когда в памяти всплывает очередное воспоминание. Звуки и образы, которые я так долго держала взаперти. Теперь они все возвратились, расположились у меня в голове и безостановочно там крутятся. Теперь от них уже не избавиться.
Эйми, с неживыми, как у куклы, глазами.
Крейг, которого оттаскивают от внедорожника.
Бетц и Родни, их почти осязаемый ужас и отчаяние. Они видели больше меня. Все произошло на их глазах.
Но я видела то, чего они не смогли. Его. Он ползал рядом с Эйми и скулил. Потом поднял нож и выставил вперед.
Эта картинка повторяется чаще других. В ней что-то не то, что-то, чего я не могу понять.
Вырвавшись из рук Тины, я бросаюсь в холл, негнущиеся ноги несут меня, подчиняясь лишь настойчивому зову памяти. Мне не хватает воздуха. В груди гулко ухает сердце.
Останавливаюсь я только в гостиной, то есть там, откуда мы начали. Встаю точно на том же месте, где стояла десять лет назад, и гляжу туда, где в последний раз видела Его. Он будто до сих пор здесь, замер на целое десятилетие. Я вижу нож в его руках. Вижу мутные стекла очков. А за ними широко распахнутые, непонимающие глаза, две испуганных луны.
Испуганных мной.
Он боялся меня.
Думал, что я его покалечу. Что это я всех убила.
Я открываю рот, падаю на колени, кашляя, жадно хватая ртом пыльный воздух.
– Это не он, – говорю я, сотрясаясь от кашля, – он не делал этого.
Тина подбегает ко мне, опустив нож и совершенно о нем забыв. Встает передо мной на колени и крепко хватает за руки. Так крепко, что мне больно.
– Ты уверена? – Ее слова окрашены надеждой. Призрачной, трепетной и жалкой. – Скажи мне – ты уверена?
– Да, уверена.
Теперь я понимаю, зачем Тина здесь. Зачем разыскала нас с Лайзой. Она хотела, чтобы я все вспомнила и доказала невиновность Джо, чтобы объявила, что он не сделал ничего плохого.
Все было ради него. Ради Джо.
– Я хотела пойти с ним, – говорит она, – хотела сбежать. Но он попросил меня остаться. Даже когда я пошла за ним по коридору к той сломанной двери. Обещал вернуться за мной позже. И я осталась. Потом мне сказали, что он умер. Что он убил какую-то компанию студентов.
– Я не знала, – говорю я, – я правда думала, что это он.
– Но кто тогда это сделал? Кто их убил?
К горлу желчью поднимается неверие. Я опять закашливаюсь, пытаясь его прочистить.