Последние дни
Шрифт:
Пригнувшись, мы бежим к ближайшей машине.
Мне незачем оглядываться, чтобы удостовериться, что мама следует за нами, – грохота колес ее тележки более чем достаточно. Я быстро смотрю вверх, потом по сторонам. Среди теней не заметно никакого движения.
Впервые с тех пор, как я придумала план, у меня вспыхивает надежда. Возможно, сегодня – одна из тех ночей, когда на улицах ничего не происходит. Никаких банд, никаких обглоданных трупов животных, которые найдут утром, никаких криков, эхом отдающихся в ночи.
Моя уверенность растет, пока
Мы сворачиваем на Эль-Камино-Реал, главную артерию Кремниевой долины. По словам моей учительницы испанского, в переводе это означает «Королевская дорога». Вполне подходящее название, учитывая, что наши местные царственные особы – основатели «Google», «Apple», «Yahoo» и «Facebook» – наверняка застряли на этой дороге, как и любой другой.
Перекрестки забиты брошенными автомобилями. Еще шесть недель назад я ни разу не видела в долине пробок. Здешние водители всегда вели себя максимально вежливо. Но окончательно убеждает меня в наступлении Апокалипсиса хруст смартфонов под ногами. Ничто, кроме конца света, не могло бы заставить наших экологически подкованных техногиков бросить свои гаджеты последних моделей на мостовую. Подобное выглядит почти святотатством, даже с учетом того, что гаджеты теперь представляют собой лишь мертвый груз.
У меня была мысль держаться подальше от широких улиц, но бандиты, вероятно, прячутся там, где чувствуют себя более защищенными. И пусть сейчас ночь, но, если мы введем их в искушение на их собственной улице, они вполне могут рискнуть ради целой тележки добра. С такого расстояния вряд ли они смогут разглядеть, что там ничего нет, кроме пустых бутылок и тряпок.
Я уже готова высунуться из-за внедорожника, высматривая цель для очередной перебежки, когда Пейдж наклоняется через распахнутую дверцу машины и протягивает руку к чему-то лежащему на сиденье.
Это шоколадный батончик. Нераспечатанный.
Он лежит среди разбросанных бумаг, вывалившихся из портфеля. Самое умное – схватить его и бежать, а потом съесть в безопасном месте. Но последние несколько недель научили меня, что пустой желудок может без труда справиться с разумом.
Пейдж разрывает обертку и разламывает батончик на три части. С сияющим лицом она раздает кусочки нам. Рука ее дрожит от голода и возбуждения. Но несмотря на это, она отдает нам самые большие куски, оставив маленький для себя.
Разломив свою долю, я отдаю половину Пейдж. Мама поступает так же. Пейдж удрученно смотрит, как мы отвергаем ее дары. Я прикладываю палец к губам и бросаю на нее строгий взгляд. Пейдж с неохотой берет предложенную еду.
Пейдж стала вегетарианкой в три года, побывав в детском зоопарке. Хотя она была тогда совсем маленькой, все же сумела связать воедино забавную индюшку, которую ей разрешили покормить, и сэндвичи, которые ела она сама. Мы называли ее нашим маленьким далай-ламой, но несколько недель назад я начала настаивать, чтобы она ела все, что мне удается раздобыть на улице. Шоколадный батончик –
Облегченно вздохнув, мы вгрызаемся в хрустящий батончик. Сахар и шоколад! Калории и витамины.
С пассажирского сиденья слетает на пол листок бумаги. Я успеваю заметить заголовок: «Возрадуйтесь! Господь сходит с небес! Присоединяйтесь к Новой Заре и станьте первыми, кто попадет в рай!»
Это листовка одного из культов Апокалипсиса, начавших возникать после Нашествия как грибы после дождя. На ней – размытые фотографии жестоких разрушений в Иерусалиме, Мекке и Ватикане – как будто кто-то вырвал кадры из новостей и напечатал их на дешевом цветном принтере, неумело и в спешке.
Мы поглощаем еду, но я слишком нервничаю для того, чтобы насладиться ее вкусом. Мы уже почти на Пейдж-Милл-роуд, которая должна привести нас к холмам через относительно безлюдную местность. Думаю, как только мы окажемся возле холмов, наши шансы на выживание существенно возрастут. Уже наступила ночь, и лишь зловещее сияние полумесяца освещает брошенные машины.
Что-то в окружающей нас тишине не дает мне покоя. Не слышно ни звука – ни шороха крыс, ни щебета птиц, ни стрекотания сверчков. Даже ветер словно боится пошевелиться.
Особенно громким на фоне тишины кажется лязг маминой тележки. Жаль, что у меня нет времени поскандалить с мамой. Некое чувство подсказывает мне, что это только затишье перед бурей и нам нужно спешить. Необходимо добраться до Пейдж-Милл-роуд во что бы то ни стало.
Я быстрее толкаю коляску, зигзагами перебегая от машины к машине. Мама за моей спиной дышит все чаще и тяжелее. Пейдж не издает ни звука, – похоже, она затаила дыхание.
Сверху медленно слетает что-то белое и опускается прямо на Пейдж. Она берет и поворачивается, показывая мне. Кровь отливает от ее лица, глаза широко раскрыты.
Это снежно-белое перо. Подобное, только чуть поменьше, могло бы выпасть из подушки на гусином пуху.
Кровь отливает и от моего лица.
Каковы наши шансы?
В основном они выбирают своей целью крупные города. Кремниевая долина – всего лишь полоска малоэтажных офисных зданий и пригородов между Сан-Франциско и Сан-Хосе. По Сан-Франциско уже нанесли удар, так что если они собираются атаковать еще что-то в его окрестностях, то, скорее всего, это будет Сан-Хосе, а не долина. Просто пролетела какая-то птица, вот и все.
Но у меня уже в панике перехватывает дыхание.
Я заставляю себя посмотреть вверх – и не вижу ничего, кроме бескрайнего темного неба.
Но потом я замечаю еще кое-что. Еще одно перо, уже побольше, которое лениво опускается на мою макушку.
На лбу у меня выступает пот. Я бросаюсь бежать сломя голову.
За спиной отчаянно грохочет тележка мамы – ей не нужны какие-либо объяснения или приказы, чтобы броситься за мной следом. Я боюсь, что кто-то из нас может упасть или опрокинется коляска Пейдж, но не могу остановиться. Нужно найти укрытие. Скорее, скорее, скорее!