Последние дни
Шрифт:
Толю вытер нож о хлеб и разрезал конверт, одновременно разжевывая очередной кусочек. Развернул лист бумаги и взглянул на подпись. Ну да; у него был брат, младший. В течение тридцати лет он был со старшим в ссоре. Он ненавидел его так же, как спекулянтов. Брат написал длинное письмо, в котором сообщал, что скоро умрет и хотел бы увидеть его перед этим тягостным событием. Чтобы оправдать эту просьбу, он взывал к самым высоким и самым благородным чувствам — таким, как братская любовь и семейная честь. Толю усмехнулся. Он и сейчас отлично помнил своего брата и то, как они друг друга ненавидели. А теперь брат предлагает ему мир, потому что умирает. Толю усмехнулся. Что он себе позволяет! Все такой же скобарь. Толю взглянул
Он поднялся к себе в комнату. Из открытого окна были видны деревья Обсерватории. Он сел и стал ждать, когда наступит настоящая ночь. Пытался вспомнить, почему же они так друг друга ненавидели. Толю хорошо относился к брату, это брат его ненавидел. А за что? За то, что Толю помешал ему сделать глупость. Других причин не было; а брат вместо того, чтобы испытывать благодарность, хотел его убить. Толю подошел к делу весьма сноровисто и никакими хитростями не пренебрегал. Женщина исчезла. Брат вместо того, чтобы испытывать благодарность, хотел его убить. Возможно, теперь, на пороге смерти, признательность зародилась-таки в его неблагодарном сердце. Толю усмехнулся, но затем вдруг заставил себя посерьезнеть. Он обязан был принять это приглашение к примирению. У него были небольшие сбережения; путешествие в Лондон не должно было обойтись слишком дорого. Впрочем, разве Теодор не предлагает ему компенсировать затраты? Очень мило с его стороны. Ночь превратилась в уголь. Толю закрыл окно и включил электричество. Он взглянул на конверт и расшифровал марку с датой: «LONDON, S.E. 26». Итак, он, Толю, отправляется в путешествие. Он уснул, восхищаясь благородством своих чувств и повторяя, что его жизнь была в значительной мере прожита с честью, в труде и в ладу с профессиональной совестью.
На следующий день он взялся улаживать формальности, необходимые для получения паспорта, и делал это с юношеским энтузиазмом. Потом с нетерпением стал ждать. Съездил на вокзал Сен-Лазар, чтобы справиться о ценах и расписании. Задумался, нет ли у него морской болезни. Оказалось, что есть. В Нью-Хейвене он убедился, что английский — иностранный язык. Высадился в Кройдоне и сел в поезд до Пенджа. На вокзале услужливый субъект нарисовал ему на клочке бумаги, как добраться до указанного места. Пройдя двадцать минут пешком, Толю очутился на довольно длинной улице, состоящей исключительно из одинаковых домов. Левая сторона была отражением правой, а правая — копией левой. В 145-й дом Толю позвонил. Открыла домработница. Она что-то сказала, он, естественно, не понял. Только часто закивал головой. Интерьер был достаточно убогим. Женщина показывала дорогу. Они поднялись на второй этаж. Она толкнула дверь. Толю проскользнул в комнату и увидел Теодора, явно лежащего в агонии. «Он и в самом деле умирает», — подумал Толю. Он не решался подать брату руку. Тот улыбнулся, но Толю тотчас понял, что эта улыбка не предвещает ничего хорошего. Тогда его брат заговорил. Он высказал свою ненависть ясно и недвусмысленно и добавил, что не привык менять мнение в последний момент. Вот все, что он хочет ему сказать. Толю начало покачивать. Брат умирал у него на глазах, смеясь, — жуткая смерть.
Толю ушел, удрученный столь упорной неблагодарностью. На вокзале в Пендже он поинтересовался, каким образом можно вернуться во Францию. Ничегошеньки не понял из того, что ему объяснили. В конце концов, провел прескверную ночь в небольшом пригородном отеле. На следующий день вернулся в Париж, уставший после такой прогулки. Тогда он вспомнил, что можно было заодно посмотреть Лондон. Но он больше не думал о путешествиях. Тяга к приключениям и удаленным уголкам прошла. Теперь
XXVI
— А вот и я, — объявила Фаби.
— Надо же, — сказала Ниви, — я уж думала, мы тебя больше не увидим.
— Я рада, что ты здесь, столько всего хочу тебе рассказать, причем необычного, киска, очень необычного.
— С твоим стариком все в порядке?
— Он такой человек… я таких еще не видела. Только знаешь, все, что я расскажу, держи при себе.
— Никому ни слова.
— Вообще, он действительно старик. Ему семьдесят лет.
— Ничего себе, — сказала Ниви.
— Но он на столько не выглядит. А знаешь, чем он занимается?
— Не знаю.
— Управлением недвижимостью. Недвижимость за границей, которая принадлежит французам, и французская недвижимость, принадлежащая иностранцам.
— Странный бизнес.
— Еще более странный, чем ты думаешь, потому что недвижимость не существует.
— Да ты что?
— Ну да. Это все прикрытие. На самом деле с моим стариком не соскучишься, еще тот старый разбойник.
— Ой, не свисти.
— Ничего подобного. Никогда не догадаешься, где он побывал.
— Хватит, не тяни.
— На каторге.
— Он убийца?
— Нет, бывший нотариус.
— Крепко же ты вляпалась.
— Это почему?
— Недолго и в тюрьму угодить с таким субчиком.
— Да брось ты! Он хитер. Ни разу в тюрьму не заглядывал.
— А каторга?
— Ну, это не в счет.
— И богатенький у тебя банкир?
— Так себе. Но скоро поправит свои дела. Он готовит потрясающую аферу, на которой неплохо наживется.
— И что это будет?
— Ну, этого я тебе сказать не могу, сама понимаешь. А в остальном — придержи язык, ясно?
— Еще бы.
— Да, кстати, помнишь парня, который катал Сюз на машине?
— Тот, у которого был «амилькар»?
— Он самый. Так вот, это секретарь Браббана.
— Браббана?
— Моего старика зовут Браббан, Антуан Браббан. Красивое имя, правда? Вообще-то у него десятки имен, одно красивее другого.
— Похоже на «Ландрю».
У Фаби сделался такой вид, будто ее громом поразило.
— Что ты несешь?
— Испугалась?
— Я? Нет, вот еще.
— А похоже, что испугалась. Правда, знаешь, он, наверное, что-то вроде Ландрю. Будь осторожна.
— Киска, я пришла не для того, чтобы выслушивать твои глупости, ясно? Говорю тебе, он просто жулик и ничего другого.
— Я тебе верю. Ты знаешь его лучше меня.
— Сказать, куда он недавно меня водил? На матч Карпентьер — Сики [92] .
— Наверное, мировое зрелище.
— Спрашиваешь. Потрясающее. Сики офигенный. Отправил противника в кено-каут, это надо было видеть. Еще бы меня это не потрясло. Тем более, что мы сделали ставку. Я перетрусила: думала, старик проиграет, но у него был такой уверенный вид.
92
Луи (Бей) Сики (1897–1925) — боксер сенегальского происхождения, живший во Франции. Описываемый поединок состоялся 24 сентября 1922 г.
— Он поставил на Сики?
— Тысячу из расчета десять против одного.
— И не побоялся?
— Он был уверен в себе. Один официант нашептал ему какой-то секрет.
— А что, его официант в этом разбирается?
— Ой, это отдельная история. Похоже, этот тип предсказывает будущее. Он смотрит на звезды, что-то подсчитывает, и готово дело. Никогда не ошибается. Когда старик хочет на что-нибудь поставить, он идет к нему и спрашивает, что будет. Или когда берется за какое-нибудь дело, то тоже идет к нему и, в зависимости от того, что услышит, продолжает или бросает.