Последние каникулы, Шаровая молния

Хахалин Лев Николаевич

Оля сидела на откидном, докторском, сиденье, а Вадик - на запасном, спиной к ходу машины. Кочетков огляделся, все еще стоя на согнутых ногах, крякнул, когда на ухабе стукнулся головой о крышу.

– Ну, а я на место больного, значит.- Он снял корзины и лег на носилки.

Матовые стекла пропускали тусклый свет, и какие-то внезапно возникающие тени размыто скользили по ним; ревел мотор, и под полом гулко бились упругие колеса. А шофер все прибавлял и прибавлял скорость; их мотало и, чудилось, несло куда-то боком или прямо в лоб серому туману, зацепившемуся за деревья и кусты у дороги. Мотор то рычал, то звенел, они повисали на мгновения в

воздухе и потом с гулким шумом обваливались на мокрую визжащую дорогу; хотелось открыть хоть окно, чтобы определиться, потому что пространство казалось бесконечным и они пронизывали его насквозь.

Кочетков вытащил папиросы и закурил. Потянуло дымом, и Оля, морщась, с трудом отодвинула стекло. Повалил свежий мокрый лесной воздух, шумы дороги стали звонче, и можно было увидеть бесконечное мелькание леса, в котором вдруг проглянули осенние тона.

– Пока ехали закупоренные, похоже было на самолет,- сказал Кочетков.- Как перед десантированием. Чего-то гудит, туда-сюда мотает, где, что - не разберешь! С парашютом не прыгал, доктор?

– Прыгал.

– С восьмисот, да? Ну, это все равно что с кровати.- Он вздохнул.- Знаете, салаги, падаешь - все чужое, не свое, руки, ноги; вдруг - хлоп!
– дернет до солнышка и - спуск, как на качелях.- Он ждал от них слов, вопросов, но они молчали. Кочетков бросил на пол окурок и закурил опять.- Сто прыжков. И с дыхательным прыгал и со спецснаряжением. Было времечко!
– вздохнул он.- Пока медицина не влезла - все шло нормально. Только один врач у нас был человек! Хирург! Майор. Взводный наш,- Кочетков пристроил голову на локте и так, чтобы видеть Вадика,- чуть пополам не разломился: его стропой перехлестнуло. Сам говорил: "Слышу, трещит!" А через пару месяцев - в строю.

– Значит, переломов не было,- возразил Вадик.- Просто потянул связки или мышцу надорвал. Мне отец рассказывал про такие штуки.

Кочетков тяжело смотрел на него.

– Ты про давление в штаб накапал?

– И без того вчера Шимблит выявил твою гипертонию. Хорош бы я был - узнай это от него!
– Вадик усмехнулся.

– А на... всем вам это?
– заорал Кочетков в лицо Вадику.- Меня не комиссуешь! Я свободный человек. Захочу - в отряд вернусь. И идите вы все, салаги!..

– Полегче,- оборвал его Вадик.- Здесь Оля!

– Ничего, перебьется! Она и не такие слова дома слышала. Верно, Оль?
– Кочетков, ощерясь, повернулся к ней. Оля покраснела.- Спелись,- заключил Кочетков.- Приручил. Я думал, болтают, а выходит - правда! А, Оль? Вот Светка посмеется! А говорила: до свадьбы - нет.

– Оставь ее в покое,- бросив руку на плечо Кочеткову, сказал Вадик.- Еще слово про нее!..

– -Яж тебя прибью!
– сквозь зубы процедил Кочетков, рывком садясь на носилках. Он был уже подобран, как для прыжка.

– Перестаньте!
– крикнула звонко Оля и привстала.- Остановите!

Но шофер гнал машину и за ревом двигателя и свистом ветра Олин голос не услышал.

– Ты мне должен,- в глаза Кочеткову сказал Вадик.

– Попробуй стребуй как-нибудь,- разваливаясь на носилках, ухмыльнулся Кочетков.- Справь мне такое удовольствие. Я обожду.

Они ехали в молчании. Потом Оля, сидевшая лицом к окну, произнесла:

– Ты мне не друг больше, Кочетков. И все, что ты мне про него наговаривал,- она протянула к Вадику руку, предупреждая его возможное движение,- все не так оказалось. Ты образованность ненавидишь, потому что от нее сомнения, а не потому что он задается. Ты идейного из

себя корчишь... А со Светкой как с приблудной обращаешься... Не женишься ты на ней, Кочетков, вранье все слова твои. Правильно Вадик говорит - костолом ты. И в бедах наших ты виноват - раздавил ребят, себя одного слышишь.

Он молча поглядывал на нее, пока она говорила, потом пожевал губами и сплюнул. Отвернулся и начал насвистывать что-то. А Оля долго смотрела ему в спину, и губы у нее дергались от сдерживаемого напора слов.

Машина остановилась. Через круглое оконце шофер крикнул:

– Приехали! Мне поворачивать!

И они вышли на мокрую траву обочины. Дождь моросил, накатывая волнами. В километре впереди была деревенька, и Кочетков, подняв воротник куртки, зашагал в ту сторону.

Устроив Олю под веткой огромной, мшистой у корней ели, на коричневой сухой подстилке из игл, Вадик несколько раз бегал на дорогу- пытался остановить попутку. Но добрались до центральной усадьбы они не скоро.

– Хотите, расписку напишу - насчет материальной ответственности?
– спросил Вадик директора, задумчиво вертящего в руках права водителя третьего класса.

– Да мне не машину жалко, вас жалко будет, если что.- Директор не смотрел на Вадика, отводил взгляд на бумаги.
– Зачем это все? Дело уже не поправишь.

– Наказать их надо, наказать!
– сказал лысый инженер,- Чтоб неповадно было. Я бы отказал.

– Нет, наказывать нельзя,- возразил директор.- Они учатся быть хозяевами на своей земле, в своем доме. Наказывать нельзя, вкус к работе потеряют. А вот вам, доктор... Я просто боюсь за вас.

– Разрешите все-таки. Они стараются. Дайте нам сделать все, что сможем.

– Дочка на днях возвращается, семнадцатого.- Директор впервые посмотрел на Вадика.- Вот вы свое дело сделали. Потому что обучены, подготовлены, А эти ребятки? Они ж в песочек играли в первые дни, баловались. Значит, до конца хотите игру довести? Хорошо, я дам приказ. Идите в гараж, я позвоню.

Через силу улыбнувшись секретарше, которая хотела задержать его разговором, Вадик под проливным дождем побежал в гараж, предъявил там права завгару (тот их едва ли не обнюхал) и получил ключи от бортовой машины. Он обошел ее два раза, покопался в барахле, наваленном в ящике под сиденьем.

– Порядок,- прогудел из-за его спины завгар, черный мужик, где-то уже виденный им.- Приказ директора, мы ж понимаем! Бери, доктор!.. Егеря-то больше не бьешь? Ха-ха -ха!..

Сиденье было промято. В углу гаража Вадик разыскал кусок стекловаты, замотал его в мешковину и пристроил на сиденье. Наконец наступила минута, о которой, как он хорошо помнил, всегда говорил инструктор на курсах: "Сначала осмотрись, ногами в педалях пошуруй, не стесняйся. Ключ поверни, мотор послушай. И ехай, не гони, но и не притормаживай, как курица у мокрого куста, и опять же - не смотри одним глазом вперед, как та курица, обоими смотри, дорогу выбирай, ведь себя везешь! Так и давай!"

У амбулатории притормозил, посигналил Оле, замерзшей на крыльце, и, приняв ее в кабину, спросил, как заправский шофер: "Куда поедем?" Оля потрогала ему нос, оттянула его книзу и велела: "Домой!"

Без колебаний Вадик нажал на акселератор и припустил машину. У поворота на дорогу через поле они нагнали совершенно мокрого, в почерневшей от влаги форме Кочеткова. Он, не оборачиваясь, отступил с края шоссе. Пропустил их вперед.

– Ну его!
– попозже сказала Оля.- Нашу жизнь заедать вздумал. Так лучше!