Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
– И Ведьма сказала - ты слабый, потому что добрый. А того доктора звали Александр Иванович Лучков. Вот!
– Откуда ты знаешь?
– подскочил Вадик, Он схватил Олю за плечи.- Разговаривала с ней? Пока я купался? Расскажи!
– Она пила настой. Какой-то такой настой, против которого нет спасения. Так что ты все хорошо сделал, а вылечить ее не смог бы никогда. Слушай, Вадька, а почему ты совсем не переживаешь?
– Вот отчего такое затемненное сознание,- сообразил Вадик.- Я ведь все по максимуму делал, как большой...
– Она легко умерла?
–
– Ну, насчет работы все в порядке, кажется,- с вызовом произнесла Оля.- А об остальном тебе судить.- Все это время она смотрела на него странно большими глазами, внимательно и пристально, а теперь отвернулась и встала. Поднялся и Вадик, опять обнял ее, но она не отозвалась.- Гляди!
– Оля протянула руку.- Видишь что-нибудь? Плохо, что мы все время ночью разговариваем. Ночью сам себе кажешься большим, а все остальное не видно. Ну, видишь что-нибудь?
Их глазам, привыкшим к темноте, из-под густой ночной тени дуба открылся горизонт бугрящейся воды с серебрением по краю, а за ним - непроглядный мрак всего остального мира, про который известно, что он есть.
Вадик проводил Олю до темного крыльца. На прощание они стиснули друг другу пальцы до боли - здесь была как бы запретная зона, и они никогда не целовались. Оля поднялась по ступенькам на крыльцо, Вадик ждал скрипа отворяемой двери, но Оля вдруг испуганно ойкнула. И тут же послышался голос Сережи-комиссара:
– Тихо, тихо, не шуми, это я тут... сижу.
– Привет!
– шепнул Вадик.- Бессонница?
– Да нет. Так просто... Я все про собрание думаю.
Вадик улыбнулся:
– Утро вечера мудреней, комиссар, Иди спать.
Сережа не отозвался, и была минута полной, мертвой тишины. Потом он встал и молча ушел за дверь.
– Он совета у тебя спрашивал!
– с сердцем сказала вдруг Оля.- А ты его мордой об стол. Эх, Вадик!..
– Здравствуйте, доктор!
– улыбаясь ему ярко накрашенным ртом, обрадовано сказала секретарша директора.- Я про вас передачу слышала! А директора нет!
– игриво добавила она.- В поле. Теперь его до обеда не поймать.
– Мне обязательно надо с ним поговорить,- вздохнул Вадик.- Насчет машины. Отобрал у отряда машину!
– ища сочувствия, объяснил он.
– Ну!
– Секретарша безнадежно махнула рукой.- Откажет! У нас трех водителей на уборочную в район взяли. Да и работа у вас невыгодная.- Она вытащила из ящика стола пачку сигарет, предложила Вадику. Закурив, спрыгнула со стула и плотно закрыла дверь, возвращаясь за свой стол, она прошла рядом, обдавая Вадика тяжелым запахом духов и табака. Горб углом выступал у нее на спине, по-детски худой, узкой.
– Подождите, доктор!
– всполошилась секретарша, когда Вадик с расстроенным лицом поднялся со стула. Он остановился.- Вы можете меня проконсультировать?
– помолчав и будто бы решившись, спросила она, глядя в окно.
– Пожалуйста. Только ведь я детский врач все-таки.
– Я зайду к вам на днях, можно?
–
Вадик пошел вдоль поля, по шоссе, надеясь попасть в лагерь на попутной машине, но дорога была пустынна. Поле ярко зеленело, живое, ветер гнал по нему волны. Вадик топал по обочине, разглядывая облачное небо, колышущееся поле, темно-зеленый лес, и уже далеко отошел от центральной усадьбы совхоза, когда сзади раздались сигналы машины. Он обернулся и увидел быстро приближающийся "газик". В лобовом стекле белела рубашка директора.
– Был в конторе, а Тоня сказала, что вы заходили. Здравствуйте!
– Директор вышел из машины, протянул Вадику руку.- Что-нибудь случилось?
– Случилось.- Директор нахмурился, и тогда Вадик расчетливо, с укоризной обронил: - Машину у нас отобрали.
Директор ухмыльнулся:
– Все, значит, в ход пошло? То ваш командир с бутылкой ко мне заявляется этот вопрос решать - по-мужски, а теперь, выходит, и вас...
– Он меня не просил. Я сам вызвался.
– Наш инженер на днях - как раз в обед подгадал приехать - все осмотрел и так доложил о результатах, что хоть плачь, а? Поедем, посмотрим... Вот я и говорю, все в ход пошло?
– повторил он уже в машине.
– Что ж нам делать остается? Не успеваем.
– А вы и не поспеете уже. Я крест на этом поставил. Поэтому машину и отобрал. Честно сказал?
Вадик кивнул. Еще по дороге на центральную усадьбу он был уверен, что едва он попросит, напомнив о дочке, как директор отменит свое распоряжение, а теперь и язык не поворачивался спросить о девочке.
– Ладно, доктор,- улыбнулся директор. Оказывается, он подглядывал за насупившимся Вадиком.- Придумаем чего-нибудь! Что ж о дочке не спросите?
– Неудобно. Вроде вымогаю машину. А как дочка?
– Жена пишет - поправляется. А потому, что попала к специалистам. А у ваших ребят дела уж не поправятся, даже с машиной. Работают плохо, неумело,- жестко определил директор.
– Они работают честно, выкладываются. Я-то вижу! Они даже вечером петь перестали, спать валятся сразу же. Соревнование у нас, каменщиков...- залепетал Вадик и покраснел.
– Честно работать - мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать. Ведь это наш дом,- сказал он, и Вадик сначала не понял, о чем он говорит, но директор пояснил: - Наша земля. Если отвлечься от мелочей, ведь она у нас терпеливая, матушка. И, главное, одна. На все времена. Да,- вздохнул он.- Бесхозяйственность.
Показалась приземистая коробочка дома, ребята копошились на стенах. Метров за двадцать до стройки директор затормозил - мешали кучи песка, поломанного кирпича, досок.
– Пожалуйста, пример.- Он покачал головой и, надев кепку, первым вышел из машины.
– Кого привез, доктор?
– окликнул Вадика грязный, голый до пояса Сережа-комиссар.
Они нагнали директора уже на сходнях.
– Где ваш чайник-начальник-командир?
– неприветливо спросил комиссара директор.- Вижу, липовые наряды закрываете? Рамы где? А по бумажкам их уже вставили.