Последние каникулы, Шаровая молния
Шрифт:
Телевизора у него не было, репродуктор сломался, и только мощный ход будильника регистрировал истекающее время. Кузьмин залез на антресоль, накурился до одури и заснул, когда исподволь пошел шелестящий дождь - на рассвете.
В министерстве ему легко дали уговорить себя, и, получив тонюсенькую папочку со своими документами, он вышел на улицу, имея, как говорится, все при себе.
Деньги кончались, они расплывались, потому что он стал много болтаться по улицам, стараясь не сидеть дома, чтобы не дергаться от телефонных звонков. А
Вечерами дядя Ваня отчитывался перед Кузьминым по бумажке, присовокупляя к каждому звонившему характеристику: настырный, вежливенький, начальник какой-то...
А на улицах и в самых неожиданных местах Кузьмин встречал массу знакомых, на их вопросы он отвечал уклончиво, и все они, представьте, думали, что он темнит по соображениям государственной тайны. Его брала досада-так слепы они были!
Однажды, очутившись неподалеку от Маринкиного дома, он позвонил ей. Ее мама дала ему новый номер телефона.
– Узнай меня, Идолище!-сказал Кузьмин.
– Андрюшенька!
– обрадовалась Маринка, а за ее голосом в трубке Кузьмин услышал нежный младенческий плач.- Как живешь, Великий ученый?
– Успокой ребенка,- сказал ей Кузьмин.
– Сейчас папочкино дежурство,- хихикнула Маг ринка,-Пусть отдувается. У меня парень, знаешь?
– Все нормально?
– спросил Кузьмин и пожалел: что-то сиротское было в его голосе.
– А ну-ка, расскажи,- велела Маринка. Вытянув из него новости, она сказала: - Какой ты, Андрюшенька, еще ребенок!.. Ходи по земле!
За два дня она нашла ему работу.
Подстриженный, приодетый, он явился. Деловая женщина -директор медучилища,- скептически поглядев на него, подписала заявление, познакомила с преподавателями.
– ...Голубкова! Не списывайте, пожалуйста! Спрячьте зеркало, Сапожникова!.. Сегодня, девочки, мы познакомимся с обезболивающими...
– Андрей Васильевич! Вы женаты? А сколько вам лет?..
Пожалуй, только через месяц он научился не пялиться в открытую на отовсюду торчащие круглые коленки, на точеные шейки, обвитые прячущимися в вырезах цепочками, на дерзко облегающие свитера. У него появилась новая привычка - перед выходом из учительской поглядеть на себя в зеркало.
И из сотен их веселых, нежных лиц где-то в самой глубине Кузьмина стало складываться одно единственное, необыкновенное, нежность и тайна которого не сравнимы были ни с чем. Лишь изредка оно мелькало где-нибудь в толпе, и он бросался ему навстречу, и всегда оказывалось, что он ошибся.
А в декабре он случайно узнал, что неподалеку, в ближайшем Подмосковье, создается новая лаборатория с широкой медико-биологической тематикой, с перспективой превратиться в НИИ. Шеф и Тишин сели на телефоны и, выяснив все подробности, нагрянули, приехали к Кузьмину домой. До прихода Кузьмина они сидели у дяди Вани и играли с мим в шашки на деньги, несколько проигрались, но были веселы, озорно возбуждены.
– Неплохой у вас кабинетик, Андрюша. Мне бы в свое время такую лафу! А он хитренький.- сказал шеф Тишину.- Он не зря на эту лабораторию засмотрелся - он там будет пророк и основоположник.- Шеф подмигнул Кузьмину. За столом он сел на Крестнино место, по-домашнему расслабился и, как всегда, не чванился.
Одарив Кузьмина официальной справкой с перечислением заслуг, за чаем с любопытством выслушав рассказ дяди Вани о приключениях батальонного разведчика, они отбыли.
– Не беспокойся, Андрюша,- потирая коленки, сказал дядя Ваня,- я деньги им в карманы ссыпал. Это я - чтоб они не скучали. А старый-то - азартный, страсть! Кто ж такой?- И удивился;- Ну, дела!
– Опять ноги болят?
– спросил Кузьмин.- Я тебе другую пропись на растирку дам!
– А может, твоей водой побрызгать, а?
– безнадежно спросил дядя Ваня.
Собрав нужные бумаги, с отменной характеристикой ("И не извиняйтесь! Другому повороту я бы удивилась",- сказала директор медучилища), заверенный в любви и уважении Лужина ("Большому кораблю- большое плаванье!"), Кузьмин поехал знакомиться.
7
Дорога, как всегда в первый раз, показалась долгой. Выйдя на заваленную снегом платформу, почти в одиночестве, Кузьмин повертел головой, у противоположного края платформы увидел красное пятно - стрелку-указатель; нахватав в ботинки снегу, он дошел до нее, прочел название лаборатории.
Стрелка была нацелена на поле, пустое и почти ровное из-за лежащего на нем снега. По нему бегали спиральки холодных ветерков, взвиваясь и опадая. Едва натоптанная тропинка привела к опушке леса, к расчищенной асфальтовой дорожке,
Лес был гулок, пушист. Четким стуком где-то вдали работал механизм, но ни голосов, ни других живых звуков больше не было. Кузьмин сориентировался, пошел налево, в глубину леса, и дорожка уперлась в зеленые ворота, из-за которых почему-то слышалось требовательное мычание,
Кузьмич разыскал кнопку звонка и долго звонил, ему казалось, беззвучно. Открылось окошечко, он просунул в него уже отвердевшее от холода лицо и объяснил усатому вахтеру кто-что, был впущен за ворота, на пустынный, заметенный снегом плац, в глубине которого стояли низенькие, напоминающие казармы дома.
Тут же, рядом с воротами, за веревочное кольцо была привязана корова с ужасно вздувшимися черно-белыми боками.
Она посмотрела на Кузьмина довольно-таки вопросительно, потом задрала вверх голову с белыми закрученными рогами и опять требовательно замычала. Кузьмин с опаской поглядел на ее бока и живот. За спиной раздался скрип снега- подошел вахтер с белым эмалированным ведром, присел и, не обращая внимания на Кузьмина, стал доить корову. Она перестала орать и теперь уже с любопытством начала разглядывать Кузьмина.