Последний адмирал Заграты
Шрифт:
— Заблудился?
— Пришел куда надо, порченый нецепарь. — Галилей ответил всё с той же пьяной вальяжностью, которая так понравилась Белому Билли. Однако сейчас подглядывающий мальчишка неодобрительно покачал головой: спорки подобного нахальства не спускали.
— Я думаю, ты нам здесь на муль не нужен… — Охранник сделал шаг вперед, намереваясь врезать незваному гостю в репу, однако на Галилея агрессивность спорки не произвела особенного впечатления.
— Думать вредно, голову береги. — Он переложил бутылку в левую руку, а правой задрал тельник. — Внятно?
— Чтоб меня злые Праведники задолбали! —
И опустил руку. И в голосе его больше не было грубости, только уважение.
Разглядеть, что именно показал странный клиент спорки, Белому Билли не удалось, слишком уж далеко тот стоял и слишком быстро вернул тельник на место. Мальчишка с досады выругался — ему до безумия хотелось знать, чем можно успокоить охранника спорки, — но поделать ничего не мог.
— Отведи меня к ведьме, порченый нецепарь. — Галилей допил бедовку и бросил бутылку на мостовую. — У меня был тяжелый переход.
Говоря откровенно, все сферопорты Герметикона похожи друг на друга, как горошины. Не города, возле которых они находятся, — фантазии строителей обычно хватает на то, чтобы придать им уникальные черты, — а сами порты. Едва слышно гудят Сферы Шкуровича, тыркаются в облака швартовочные мачты, пухнут широченными ребрами гигантские эллинги, тянутся ряды пакгаузов… Очень длинные ряды пакгаузов, поскольку если мир ничего не экспортирует, значит, он много чего импортирует. А если грузопоток идет в обе стороны, ряды складов еще длиннее. И именно среди пакгаузов, примерно там, где они плавно смыкаются с обязательными трущобами, появляются оживленные районы с поганой репутацией. Левый Треугольник, Дохлый Пудель, Выход-Выход, Обманка, Поднебесье — нет нужды перечислять известные каждому цепарю названия. Здесь проворачивают темные делишки и продают веселую жизнь, здесь кабаки на каждом шагу, от шлюх рябит в глазах и никогда не заканчиваются наркотики. Каждый третий здесь вымогатель, каждый второй — контрабандист, а каждый первый — уголовник. Здесь можно раздобыть любой товар из любого уголка Герметикона, выиграть тысячу цехинов в грязном переулке или сдохнуть в канаве от удара ржавым ножом. Поганые районы редко посещает полиция, но местные обитатели не считают этот факт недостатком.
В Альбурге обитель порока именовалась Отлитым Хуссом, примыкала к сферопорту с юга и пользовалась большой популярностью у цепарей.
— Здесь грязно!
— Нашел чего бояться.
— Я туфли изгадил!
— Заткнись!
Однако гневный окрик раздраженного бандита лишь сотряс воздух, заставив низенького толстяка тараторить еще быстрее:
— Я выгляжу бодро, но на самом деле у меня очень хрупкое здоровье, понимаешь? Если бы ты знал, как легко прилипает ко мне всякая зараза, ты бы расплакался от сочувствия.
— От чего?
— Если бы ты знал, что это значит, ты расплакался бы от этого.
Рослый громила скрипнул зубами.
Человечек, которого ему поручили сопровождать к Большому Флиму, раздражал здоровяка уже одной своей внешностью. Где это видано, чтобы рост мужика едва дотягивал до ста шестидесяти? Это уже карлик получается, а не мужик. Или не карлик, но всё равно игрушка. Ну, ладно, среди нормальных воров тоже встречаются мелкие, так им в форточки
И оно считается мужиком?
А как насчет длинных, до плеч, черных волос, которые оно зачесывает назад? А как насчет непрекращающегося нытья?
— Как вы можете нюхать то, чем здесь пахнет? Или вы это едите?
Громила сжал кулаки:
— Вякнешь еще хоть слово, и я…
— И ты что? — нахально осведомился толстяк. — Понесешь меня на руках?
Как ни печально, но низенький ублюдок имел для наглого поведения все основания. Большой Флим сказал: «доставить с уважением», а значит, урода даже по носу щелкнуть нельзя.
Переживания отобразились на простецкой физиономии бандита, заставив толстяка злорадно усмехнуться.
— Далеко еще?
— Пришли, — угрюмо ответил громила, сворачивая в переулок. И распахнул первую же дверь: — Большой Флим ждет здесь.
Помещение, в которое здоровяк привел гостя, оказалось задней комнатой шумной таверны — в нее долетал гул главного зала. Пахло кислым пивом и отрыжкой, а с мебелью было совсем плохо — только деревянные ящики. На одном из них сидел седой как лунь старик, лицо которого было обезображено десятком мелких шрамов. А справа переминался с ноги на ногу молодой крепыш, в котором угадывалось фамильное сходство с главарем.
— Ты Большой Флим? — осведомился низенький после того, как сопровождавший его бандит покинул комнату.
Осведомился, но руки не подал.
— Да, — кивнул старик.
— Меня зовут ИХ. Извини за хриплый голос, я ужасно простыл.
— Их? — недоуменно переспросил молодой.
— Нет — ИХ, — поправил его толстяк. — Не надо путать.
И чихнул.
Большой Флим рассмеялся, продемонстрировав гостю крупные желтые зубы. Все двенадцать, что еще остались.
— Мне сказали, что приедет странный парень, но ты — нечто. — А в следующий миг стал жестким: — Никакого уважения, да?
ИХ воспринял перемену тона предельно спокойно:
— Мы сейчас в Омуте. У нас бизнес, Большой Флим. То есть — взаимовыгодное дело. Ты ничего не знаешь обо мне, я ничего не знаю о тебе. Обсуждаем сделку, сговариваемся по деньгам и разбегаемся. Уважать друг друга не требуется.
— Не слишком ли он шустрый? — осведомился молодой.
— Не шустрый, а деловой, — поправил его толстяк. — Спроси у кого-нибудь, что это значит. — И кашлянул. — Извините, врожденный бронхит. С пеленок мучаюсь.
Как только разговор зашел о делах, низенький ИХ преобразился. Из голоса исчезли ноющие интонации, выражение круглого лица стало жестким, а взгляд маленьких глаз — внимательным.
— Не нарывайся на сынулю, — хмуро предупредил старый бандит. — Его зовут Слим.
Толстяк извлек из кармана бутылочку с микстурой, сделал большой глоток, сморщился, после чего осведомился:
— Прилагательного пока не заслужил?
— Что? — ощерился молодой.
— Тебе послышалось. — ИХ даже взглядом крепыша не удостоил, смотрел только на Флима. — Ты ему доверяешь? Дело у нас тонкое, я бы предпочел поговорить наедине.