Последний адмирал Заграты
Шрифт:
— Завтра. Здесь.
— Договорились.
Спросите любого жителя Герметикона, что страшнее всего на свете? И услышите: Белый Мор. Больше шестисот лет прошло с той страшной Эпохи, но память о ней не тускнела.
Белый Мор. Ужас.
Спасения от него не было тогда, нет и сейчас, он просто ушел, уничтожив больше половины человечества. Наглядно продемонстрировав, насколько слабы и беззащитны люди.
Белый Мор. Ужас.
Именно в Эпоху Белого Мора случилась вторая волна колонизации, именно тогда были заселены миры, образующие ныне Бисер. Обезумевшие люди готовы были бежать куда угодно, лишь бы подальше от страшной заразы, и даже вероятность навечно потерять связь
Астрологи наводили Вечные Дыры на все подходящие миры и открывали односторонние переходы, прокладывали дороги в один конец, потому что на той стороне пирамид не было. Многим беженцам повезло, им удалось выжить, создать в новых мирах относительно цивилизованные или даже просто — цивилизованные общества, без всякого «относительно», и дотянуть до Этой Эпохи. Дотянуть до цеппелей, которые однажды вывалились на их планеты из Пустоты и сообщили о начале нового этапа в истории человечества. Некоторые общины вымерли — разведчики Астрологического флота не раз и не два находили остатки поселений на пустынных планетах — печальные памятники неспособности противостоять природе. Или Белому Мору, поскольку среди пытавшихся спастись людей были и зараженные…
Но в те страшные времена через Вечные Дыры уходили не только беженцы. Не имея возможности лечить заболевших, дары установили в мирах Ожерелья жесточайшие карантинные нормы. Вооруженные отряды Благочестивого Братства Доброй Дочери создавали санитарные кордоны, пытаясь помешать распространению заразы, и часто бывало так, что оказавшимся внутри смертельного периметра людям предлагался выбор: уничтожение или Вечная Дыра. А иногда и не предлагался, иногда дары сами решали судьбу зараженных, исходя из складывающейся ситуации.
Такой была Эпоха Белого Мора, эпоха ужаса.
Белый Мор ушел, но оставил после себя детей. Спорки — так называли этих порченных болезнью людей. В Ожерелье их истребили. Потому что такой была Эпоха Белого Мора, эпоха ужаса. А вот в карантинных мирах они выжили.
Первую планету спорки — Ямну, обнаружили на пятидесятом году Этой Эпохи и сразу же объявили зачумленной. Слишком уж страшен и непривычен оказался внешний вид спорки, слишком уж сильно отличались некоторые из них от обычных людей. Братство считало, что Белый Мор не ушел из миров спорки, просто они обрели иммунитет. Братство настаивало на вечной изоляции, однако планеты спорки появлялись в Астрологических атласах одна за другой, богатства некоторых из них заинтересовали деловых людей, и разговоры о том, что Белый Мор все-таки ушел, становились всё громче и громче. Старая добрая жадность способна подавить страх смерти, тем более что бояться, как выяснили отчаянные контрабандисты, нечего — Белый Мор действительно ушел отовсюду, даже из тел своих детей.
На Ямне обнаружились большие запасы золота, Фехта прославилась алмазами, люди хотели зарабатывать, и Герметикон, невзирая на протесты Братства, разрешил спорки не только путешествовать между мирами, но и селиться там, где местные власти не имели ничего против. Разделенное Белым Мором человечество вновь объединилось.
Но не соединилось, поскольку отметки страшной болезни делали спорки другими.
Не только снаружи, но и внутри.
Среди порченых встречались необыкновенные силачи, однако их выносливость оставляла желать лучшего. Другие обладали потрясающей скоростью, но были слабы, как десятилетние подростки.
Но не обошлось и без подарка. Среди спорки встречались необычайно сильные гипноты, и именно благодаря им, а не богатствам планет, Герметикон согласился вернуть порченых в общество: с тех пор как в сферопортах появились ведьмы, количество самоубийств среди бортовых астрологов уменьшилось наполовину.
— Что ты видел на этот раз?
— Рогатого клеща, — тихо ответил Галилей. — Ублюдочная тварь приползла в самом конце перехода и вцепилась в гондолу. Я думаю, поэтому Форца и шагнул за борт, с обычным «старым другом» он справился бы.
— Форца был хороший?
— Форца был отличный.
— Тебе его жаль?
— Очень.
Матрац на кушетке толстый и мягкий, лежать на нем удобно и приятно. Кажется, что лежишь на облаке. Аромат тщательно подобранных благовоний нежно проникает в ноздри, а обволакивающий комнату полумрак не угрожающий, а… романтический. Во всяком случае, уродливое лицо ведьмы не кажется отталкивающим. Не кажется мерзким. Скорее — симпатичным.
Старая спорки наклонилась очень низко, но Галилей спокоен, он знает, что ведьме можно доверять. Он закрывает глаза и слышит полный сочувствия голос:
— Рогатый клещ — очень сильный Знак.
— Дерьмовый.
— Пожалуйста, не ругайся.
— Я ненавижу, — простонал Галилей. — Ты и представить себе не можешь, как я ненавижу ее Знаки.
— Ты справился. — Ведьма положила на лоб астролога ладонь. — Значит, ты силен.
— Да, я справился…
Галилей морщится и, кажется, вот-вот заплачет. Он больше не похож на вальяжного пьяницу, теперь видно, что Галилей давно и безнадежно болен.
Болен Пустотой.
Приходящие команде Знаки лишь отголоски того, что окружает цеппель во время перехода. Самые сильные, самые ублюдочные свои приветы Пустота в цеппель не пускает, внутри им тесно. Основная гадость бесится снаружи, и видят ее только астрологи, которые весь переход связаны с Пустотой астрингом. Видят неповоротливых «головастиков», тупо устремляющихся в погоню за юркими цеппелями, и «рогатых клещей», терпеливо поджидающих добычу у обжитых миров, видят «сучьи всполохи» и «челюсти», видят «улыбку странника» и «злобную путину», и многие другие знаки видят. Видят…
Чем лучше астролог видит, чем тоньше чувствует Пустоту, тем лучше он различает Знаки, способные угробить цеппель. Опытный офицер способен предугадать препятствие, почувствовав мельчайшие колебания Пустоты, задержать, а то и вовсе отменить переход. Тем он спасает жизнь команде, но вот цена, которую приходится платить, невероятно высока.
— Мы не виделись два года, Галилей. Я рада, что ты выжил.
— Ты не поверишь, ведьма, я тоже рад… Хоть рожа у тебя мерзкая, мне приятно ее видеть… Твои сестры молодцы… здорово меня латали… Здравствуй, ведьма…
Язык астролога заплетался, он стремительно проваливался в гипнотический сон.
— Здравствуй, Галилей, — улыбнулась спорки и попросила: — Расскажи, что ты видел в Пустоте за эти два года. Расскажи…
— Упустил, — пожаловался Слим, присаживаясь за столик. — Мы вели его к порту, но у самой границы Хусса толстый будто растворился. Хитрая сволочь.
Большой Флим покачал головой и хмыкнул:
— Мне говорили, что ИХ — молодец. Значит, так оно и есть.
Установить за деловым партнером слежку предложил Слим. Сказал, что деньги на кону большие и нужно разузнать о толстом побольше. Старик сына не поддержал, но и отговаривать не стал — пусть разузнает, если получится, информация лишней не бывает. А не получилось — и ладно, чего дергаться, если сделку гарантирует Умный Зум?