Последний аккорд
Шрифт:
— Нет, — покачал головой Голд. — Я тогда был другим. В то время я ещё не был Тёмным Стражем. Ей не повезло позже, когда наши пути случайно пересеклись.
— Случайности не случайны.
— Это мне известно, как никому другому, — согласился он и продолжил: — У меня не было умысла убить её, только того, кто её увел. Я не знал, жива она или нет, и смешно, но я даже на мгновение обрадовался тому, что она жива.
— И как же получилось, что ты её убил?
— Мы наговорили всякого друг другу, и я… психанул.
—
Хельгримм оставался совершенно бесстрастным, как психотерапевт, и если бы Голд не был расстроен собственными размышлениями, то непременно бы над этим посмеялся.
— Нет, — твёрдо сказал Румпель. — Иногда меня посещали такие мысли: ведь я, как ни поверни, убил мать своего ребёнка, женщину, которую когда-то клялся любить и почитать, но потом вспоминаю её лицо, те слова, что она говорила, и меня отпускает. Но дело не в этом.
— А в чём?
— В нашем сыне, — с болью ответил он. — Она смогла бросить его, ни разу за десять лет не попыталась даже разузнать о нём и спокойно жила с этим. Я тоже его оставил, тоже предал, но это мучило меня очень много лет и мучает до сих пор. Когда я думаю об этом, меня распирает такая злость, что мне самому от себя тошно становится. Я убил её потому, что она смогла жить с тем, с чем не смог жить я…
— Оно может быть и так, но ты всё равно чувствуешь, что чем-то ей обязан, — заметил Хельгримм.
— Наверное, потому что я толкнул её в ту реку, — горько усмехнулся Голд. — Сразу после того, как мы примирились. После того, как я пообещал ей, что она пойдёт дальше. Но дело не в ней, а во мне, и только. Дело в ошибках, которые я совершал. Дело в крови, которую я пролил. А она просто жертва, чьё лицо я не могу забыть.
— И именно этого ты хочешь? — осторожно полюбопытствовал Хельгримм. — Забыть?
— Не знаю, — неопределённо дёрнул плечами Голд. — Скорее нет, чем да. Может быть, ты мне ответишь? О чём я мечтаю?
— Может, и отвечу, но сначала ты должен пойти со мной.
— Куда? — насторожился он.
— В лучшее место на свете, — грустно улыбнулся Хельгримм, поднялся на ноги и протянул ему руку. — Ты мне доверяешь?
Голд не доверял, но ему до странности этого хотелось, а потому он ухватился за протянутую руку, и они оба переместились в незнакомый мир, к подножию высокого крутого холма. Он посмотрел на Хельгримма и с удивлением обнаружил, что тот теперь напоминал не воина, а охотника. Хельгримм вдохнул полной грудью и начал быстро взбираться на холм, а Румпель в нерешительности застыл внизу.
— Вперёд! — позвал его Хельгримм. — Тут невысоко!
— Мне не хватит сил! — крикнул он, поднимая голову к солнцу и прикрывая глаза рукой.
— Тебе бы хватило сил, даже если бы ты был так стар, как тебе кажется!
Голд не сразу понял, о чём он, пока
Румпель больше не заставлял Хельгримма ждать его и начал взбираться на холм, наслаждаясь энергией и ловкостью молодости. Ему так просто и легко давалось это приключение, что он совсем позабыл об осторожности и бдительности, и, добравшись почти до самого верха, едва не сорвался вниз. Хельгримм был рядом в эту минуту и помог ему удержаться.
— Осторожно! — прерывисто засмеялся он. — Мир может нереален, но смерть — да.
— Учту! — усмехнулся Румпель, занимая надёжную позицию. — Смерть пока не входит в мои планы!
Сейчас он меньше всего верил в смерть.
До вершины они добрались уже без неприятностей, а там их взору открылся изумительный вид на лес, на маленькую речку и зелёную долину, в которую было несложно спуститься по отлогому склону с другой стороны холма. Но Хельгримм явно не собирался никуда спускаться и, по его мнению, лучшим местом на земле была как раз эта вершина. Румпель оглянулся и увидел с другой стороны, вдалеке, маленький город и высокий серый замок, тёмным когтем пронзающий небо, и понял, что уже видел всё это в воспоминаниях Богарта.
— Мой дом, — прокомментировал Хельгримм, — Край, в котором я родился и вырос.
— Здесь красиво, — улыбнулся Румпель.
— И этого места больше нет.
Голд видел, как братья уничтожили родные земли, когда рылся в воспоминаниях Богарта.
— Мне жаль.
— Не стоит, — вздохнул Хельгримм, сел на землю и заставил Румпеля сделать то же. — Я сам уничтожил его. Я мечтал, что когда мы с Богартом обретём свободу и заплатим наши долги, я смогу вернуться сюда и всё исправить. Мечта, которой не суждено сбыться.
— Зачем ты мне это говоришь? — насторожился Румпель.
— Потому что ты тоже мечтаешь о невозможном.
— О чём?
— Ты полон противоречий, Румпельштильцхен, — сказал Хельгримм, уставившись на него своими жуткими глазами. — Тогда я правду сказал. Тогда, после того как Богарта затянуло в омут. Ты мечтал о смерти, потому что не верил, что всё ещё жив. Жизнь и смерть для тебя понятия настолько широкие, что ты за всё время своего разумного существования чередовал одно с другим и находился где-то между. Как маятник.