Последний аккорд
Шрифт:
— Это платье гораздо лучше, — одобрил он, помогая ей сесть. — Тебе идёт.
— Спасибо, — поблагодарила Белль. — Но мне казалось, что ты не любишь этот цвет.
— А я и не люблю, но оно всё равно лучше предыдущего.
— Я не видел предыдущего, — присоединился к тестю Роланд, — но это вам и правда идёт.
— Спасибо, Роланд, — отозвалась Белль. — И хорошо, что ты не видел предыдущее. Я не уверена, что его вообще кто-то должен видеть. И что оно вообще должно существовать.
— Как скажете.
— Ой, а можно мне её? — с разрешения
Все гости наконец расселись и притихли. На сцену вышли Алекс, Коль, Робин, Ив, Крис и красивый молодой темноволосый юноша лет восемнадцати, которого Голд не помнил, но определённо видел раньше. Робин и Ив единственные были в платьях, все остальные напялили на себя джинсы и зелёные клетчатые рубашки.
— Дамы и господа! Попрошу минуту внимания! — громко сказала Робин и привлекла к себе всеобщее внимание. — Спасибо. С вашего разрешения, прежде чем перейти к главной теме, я позволю себе маленькое лирическое отступление. Все мы проходим свой жизненный путь и проходим его по-своему, принимаем решения, совершаем ошибки, делаем выбор и отвечаем за последствия. И это очень непросто, и ещё сложнее, когда нам приходится справляться со всем в одиночку, без поддержки, без кого-то, кто принял бы нас такими, какие мы есть, со всем тем, через что мы успели пройти.
Она сделала паузу, убеждаясь, что её слушают.
— Моя мама — самая прекрасная женщина на свете, — серьёзно продолжила она. — Сколько я себя помню, я всегда восхищалась ею. Её упорством, её оптимизмом и чувством юмора, и пусть мне не всегда нравилось то, что она делала, я поражалась тому, что, будучи порой брошенной, разбитой и предоставленной самой себе, она находила силы, чтобы продолжить свой путь и сражаться за себя. И за меня. Она была одинока, и никто не мог этого изменить, пока на своём жизненном пути она не встретила Джастина, которому было так же одиноко, как и ей. Я рада, что эта встреча произошла, ведь теперь они пройдут этот путь вместе, пройдут его, взявшись за руки, легко и под музыку.
Последнее она произнесла уже не так серьёзно и торжественно, скорее, с насмешкой, и потому многие рассмеялись.
— А музыку, как вы уже поняли, обеспечим мы, и я сильно сомневаюсь, что вы нас не знаете, — весело объявила Робин. — Но если всё-таки нет, то прошу любить и жаловать Алекс Розенблум, блондиночку на ударных, Кристофера Голда, милашку Ив, которую я с трудом уговорила приехать. Да, я настоящий герой! Дэйви Голдсмит, который со следующего года будет преподавать музыку в Сторибрукской средней школе. И, конечно, криворукую. Куда я без неё!
Роланд покачал головой, Коль закатила глаза, стараясь не смеяться.
— Мы постараемся вас развлечь. Если у нас не выйдет, то убедительно просим не кидаться в нас тяжелыми предметами, — это у многих вызвало улыбку. — В конце концов, не забывайте, что мы — одна семья. Добро пожаловать в семью, Джастин! Мама, я люблю тебя!
Джастин громко выразил одобрение, Зелена послала ей воздушный поцелуй,
========== Синие облака ==========
Ив исполнила несколько песен и спустилась со сцены.
— Я слегка удивлён, — отметил Голд, когда она проходила мимо его стола. — Я думал, что тебя уговорили не ради вокальных данных.
Он изобразил игру на скрипке.
— О, это ещё впереди! — усмехнулась Ив. — Надеюсь, вас не утомило моё выступление?
— Вы были очаровательны, миссис Лоусон, — улыбнулся ей Голд. — Однако я надеюсь, что вы не променяете на творчество карьеру юриста.
— Юриспруденция увлекает меня сильнее. Почему вы один?
В эту минуту Голд действительно был один. Белль отвлеклась на Джуди Вэйл, а Роланд отошёл в комнату «для пап и детей».
— Ненадолго, — ответил он. — К тому же мне никогда не было скучно наедине с самим собой. А вот люди напротив меня раздражают, и подобные мероприятия для меня пытка.
— Можно сказать, что вы наслаждаетесь тишиной посреди шумного бала.
— Именно, — засмеялся Румпель. — Тишиной и вашим выступлением.
— Наслаждайтесь. Ещё увидимся.
Ив хотела выглядеть весёлой, но в сущности казалась печальней, чем обычно. Причина её печали была ему известна, и он считал её значительной, пусть и не представлял масштабов неприятностей её семьи. Если дело касалось Сторибрука, то поводом для беспокойства могла стать любая мелочь.
Пока он размышлял об этом, провожая Ив взглядом, к его столу подошёл Генри.
— Привет. Можно?
— Конечно.
— Мы так толком и не пообщались, — сказал Генри, присаживаясь на соседний стул, — и мне жаль.
— Никогда не поздно наверстать, — успокоил его Голд и посмотрел на Бена, который что-то занудно объяснял Томми, Бетт, юному Вэйлу и какой-то местной девочке. — Бен выглядит здоровым.
— О, да! Я не нарадуюсь.
И дальше Генри долго говорил о Бене, потом о Бостоне и Лос-Анджелесе. О Лос-Анджелесе он говорил особенно охотно.
— Вы снова на всё лето поедете в Эл-Эй? — в заключение спросил он.
— Не на всё лето. На месяц, — с сожалением ответил Голд. — В июле мне нужно быть в Нью-Йорке.
— В июле в Нью-Йорке жить невозможно.
— Раскалённые каменные джунгли, — согласился он. — Но я привык.
Тем временем появилась Белль. Она возвращалась к нему, но по пути отвлеклась на Зелену и Джастина.
— Слышал о твоей стычке с Джастином, — Генри проследил за взглядом деда.
— Простое недоразумение, — усмехнулся Голд. — Он с чего-то решил, что у нас Зеленой была интрижка. Смех да и только.
— Прости меня за это.
— Интересно. И при чём здесь ты?
— Мы сидели у него дома. Я разговаривал с Чарли, и мы вспомнили день рождения Бетт, — виновато произнёс Генри. — Ну, и я пошутил, а Джастин не понял юмора.