Последний аккорд
Шрифт:
— Это про Альберта? Он никуда не уедет, а она сейчас целую эпическую поэму напишет по этому поводу! — фыркнула Коль. — И чего вы всполошились? Мы и так его почти не видим.
— А теперь у него будет повод не встречаться с нами ещё чаще, — мрачно заметил он. — Но я не потому всполошился, Коль. Я просто считаю, что он поступает не так, как хочет на самом деле.
— Значит он так не поступит, потому что это Альберт. Он не сделает то, что для него хуже. Будто ты не знаешь.
— Знаю. Но сейчас склонен считать, что изменились
— Не буду с тобой спорить. А с новостями он мог и подождать.
– Почему? Я хочу все знать сразу.
Коль притихла, потупилась, а когда подняла голову, то с какой-то странной грустью взглянула на него.
— Папа…
— Да?
— Значит, это всё правда? — не верила она. — И ты теперь навсегда просто человек?
— Да.
— И это означает, что однажды ты умрёшь.
— Да. Как самый простой человек, — улыбнулся Голд. — Я состарюсь и умру. Но ты не грусти! Тем более у нас впереди ещё долгие годы. Я надеюсь.
— Я тоже. Просто немного не верится, — вздохнула она. — И мне нужно свыкнуться с мыслью, что однажды мне снова придётся тебя хоронить.
— Так это правильно. Дети рано или поздно должны хоронить родителей, а не наоборот, — ласково сказал Голд. — Поэтому я бы попросил тебя не думать об этом. Я проживу ещё лет сорок и ещё успею тебе наскучить.
— Нет, папа. Ты мне никогда не наскучишь, — она сжала его руку и печально улыбнулась. — Но я понимаю тебя. Я бы думала также на твоём месте.
— Спасибо, Коль, — кивнул Голд и коснулся губами её руки. — Твое мнение для меня особенно важно.
Тем временем Белль и Вайолет ушли, а Ив осталась одна, да ненадолго. Альберт пригласил её на танец и не отстал, когда она ответила отказом.
— Знаешь, пусть катится в Англию! — вдруг прошипела Коль.
— Он не всерьёз! — рассмеялся Голд.
— По поводу него я бы не была так уверена. Его не остановит ни то, что Ив замужем, ни то, что она моя лучшая подруга, — недовольно проворчала дочь, вся сжалась, напружинилась, словно кошка на охоте.
— Ну! Ты так говоришь, будто у него нет ничего святого.
— Потому что в этом плане у него нет ничего святого. Пойду спасать.
— Не надо. Думаю, твоя Ив в состоянии постоять за себя, — сказал Голд, а потом, когда Ив взяла Ала за руку и проследовала к импровизированной площадке для танцев, задумчиво сказал: — Или почти в состоянии.
— Ну, всё! — воскликнула Коль и тут же нашла себе партнера. — О! Генри! Генри!
Генри отпирался, но скоро уступил, не подозревая, что выполняет роль прикрытия в её маленьком шпионском плане. Голд усмехнулся ей вслед, прошёл через дом к террасе, чтобы оккупировать её, и с раздражением заметил, что кто-то его уже опередил. На террасе, облокотившись о перила, стояла Реджина и любовалась океаном. Волосы её блестели при свете звёзд, на шее сияло ожерелье из мелкого серебряного жемчуга, которым также было украшено её шикарное чёрное платье. Чёрный и правда
— А вот и ты! — весело воскликнул Голд. — Всюду тебя искал!
— Лжёшь, мерзавец! — рассмеялась Реджина, оборачиваясь к нему. — Ты просто сбежал ото всех, так же, как и я.
— Все постоянно куда-то убегают, разбредаются по всему дому, а я просто инспектирую.
— Или тебе грустно.
— Я счастлив, — сказал Голд и подошёл к ней. — Почему мне должно быть грустно?
— Я тоже, но тем не менее мне иногда грустно, — возразила она. — Просто потому что наше прошлое сильнее нас самих.
— Мы оставили его в прошлом. Мы оба.
— Боги, чего мы только не творили с тобой! А сейчас все проблемы сводятся к оплате счетов и сломанной посудомойке.
— У тебя сломалась посудомойка?
— Нет. Это просто пример.
— Ну, если тебе совсем скучно, то можно нанять слуг и отдельно заплатить им, чтобы они обращались к тебе «Ваше Величество», — насмешливо предложил Голд.
— Прекрати! — рассмеялась Реджина и легонько толкнула его в плечо.
— Не хочешь слуг?! Можно Чарли попросить. Или… Он что? Уже это делает?
— Конечно, нет! Сам-то привык к имени, Руперт?
— Не поверишь, но да. Руперт сильно походит на Румпель.
— А вот и нет!
— Похоже, похоже! — уверял Голд. — Не спорь со мной, дорогуша!
— Это ты со мной не спорь, дорогуша! Я ещё твоя королева.
— Уже нет!
— Всё ещё, — шутила Реджина. — Это вечная связь, мой верноподданный!
— Это самое величайшее твоё заблуждение, моя дорогая! Величайшее! — он был категорически несогласен. — Никогда не был и не буду.
— На самом деле я рада, что всё позади, — вздохнула она, перестав смеяться. — И то, что у меня есть сейчас, я ни на что не променяю.
— Как и я.
— Хорошо, что мы можем теперь просто посмеяться над этим.
— Да.
— Ты готов к новой жизни?
— Я уже её проживаю, — многозначительно произнёс Голд. — Это всего лишь последний штрих.
— Я желаю тебе удачи, Румпель, — искренне сказала Реджина и взяла его за руку. — Правда.
Голд смотрел на её лицо, красивое и величественное, и замечал перемены, непреодолимые, неумолимые следы времени. Никогда он чувствовал себя более виноватым за то, что обманывал смерть, чем в эту минуту, осознавая, что женщина, которую он знал ребёнком, выглядела немного старше его самого.
— Что-то не так? Ты как-то странно смотришь на меня.
— Извини, — опомнился Голд. — Может быть, вернёмся во двор?
— Быть может.
— Позволите проводить вас, Ваше Величество?
— Буду признательна.
Он взял её под руку и прошествовал сквозь дом во двор. Её каблуки гулко стучали по полу, и в своей точности и размерности этот звук мог посоперничать с метрономом. У выхода они разошлись в разные стороны: Голд направился к Коль и Белль, а Реджина — к Чарльзу и Генри.