Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Шрифт:
– Помню.
– Как только началась проверка, из сотни сбежали десятник Парван и стрелец Осмак. Знаешь, небось, таких?
– Нет, не знаю. Это сотня княжича Вадимира. Я из полка княжича Гостомысла.
– Вот. И десятника видели отправляющимся в эту сторону. Осмак вообще неизвестно, куда пропал. Веслав выслал дозоры по всем дорогам, но толку от этих дозоров, сам понимаешь.
– В спину выставляют не дозоры, а погоню.
– Погоню тоже выставляют в ту сторону, которую знают. А если не знают, то… Конечно, послали лёгких конников к переправе. Думали, домой двинет. На переправе такого не видели.
– Но если Парван
– За десятником-то настоящую погоню послали, только она ни с чем воротилась. Я как раз по пути наших воев встретил. Не нашли или не догнали. А дорога эта, если дальше ехать, может привести только к саксам и франкам или, если свернуть, к данам. То есть, десятник явно не домой собирался возвращаться. Но, что интересно, Русалко говорит, что оба сбежавших наполовину хозары, дети хозарских рабов. Как и известный тебе Семуша.
– Понятно. А с Семушей что?
– Говорит, что в глаза эти стрелы, что в туле в него нашли, не видел. Не было, мол, у него таких. Тут ещё одно. Его десятник подтвердил, что Семуша был в другом крыле, когда в Гостомысла стреляли. Он никак стрелять не мог. Хотя тоже хозарин. Правда, говорят, он со сбежавшими хозарами не дружен был. Не враждовал, но и не дружил. Он вообще, кажется, ни с кем в сотне не дружил, хотя Русалко ему верит, и говорит, что стрелец Семуша отменный, и надёжный, в деле многократно проверенный.
– И что ж теперь?
– Не знаю. Одно сказать могу, если десятник в эту сторону поехал, то он может какими-то путями и до этой избушки добраться, хотя такое не слишком вероятно.
– Как он дорогу найдёт? Он местность знает хуже нас. Гостомысл свои сотни сюда приводил, а Вадимир свои – никогда.
– Мало ли добрых людей!.. Подскажут… Рунальд – человек известный. По дороге вот четверых встретил. Любой подсказать мог. Я бы на твоем месте в эти дни поберёг княжича особо! Очень похоже, что на него охотятся люто, с соблюдением всех охотничьих правил. А если охотник упорный, цепкий, он своего часто добивается.
– Здесь ты прав. Я поберегусь, – с твёрдостью сказал Бобрыня. – И горе охотнику, который мою ловушку не заметит. А я очень постараюсь, чтобы он не заметил…
Уж что-что, а устраивать ловушки сотник Бобрыня умел хорошо. Поднаторел за время войны в Бьярмии, когда возглавлял разведчиков Гостомысла, и выставлял на дорогах засады, чтобы захватить для допроса путешествующих варягов или же гонцов, скачущих от одной части варяжского войска к другому. И потому подготовку провёл тщательную. Главное, сразу выставил двух дружинников в охранение, чтобы за окрестными кустами приглядывали, переходя с места на место. А то заберётся кто в кусты, и его остальные приготовления увидит. Тогда уже ловушка точно не сработает. Охранение выступило, и скоро раздался договорённый сигнал. Можно было и остальное делать.
Сначала Бобрыня отправил спать в большой шалаш сотника Зарубу. Пусть ноги слегка из шалаша торчат так, чтобы показалось, будто сотнику место только с самого края досталось. Значит, все остальные тоже в шалаше залегли, и опасности из леса ждать не стоит. После этого самолично обошёл всю опушку поляны, выискивая места, где лучше стрельцу спрятаться, и откуда стрелять будет наиболее удобно, наверняка. И во все эти места поставил по человеку. Длинноногого Телепеня, несмотря на внешнюю неуклюжесть и несуразность фигуры, воя быстрого и ловкого,
После этого осталось только ждать. Всем – на постах, сотнику Зарубе – в шалаше, самому Бобрыне, на поляне. И он, легко переборов уже устойчивую сонливость, на всю ночь занял место у костра, только иногда, когда глаза начинали слипаться слишком сильно, вставал, и подходил к дверям избушки, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему там.
Несколько раз за ночь выбирался из шалаша проснувшийся сотник Заруба, предлагал Бобрыне отдохнуть, пока за него пободрствует вагр, но Бобрыня упорно отказывался.
– Спи пока. Коли до утра никто не покажется, я тогда тебя подниму, а сам отдохну.
– Выспишься тут. Ждёшь каждый миг чего-то. Разве это сон!
Бобрыня словно бы чувствовал, что момент приближается. И он даже предпринял меры по своей защите, не желая подставлять себя под отравленную стрелу. Якобы, от ветра защищаясь, поставил вокруг костра свой щит и щиты дружинников, в засаде им только мешающие, и потому оставленные на месте. Да и отсутствие щитов привлекло бы внимание настороженного и опытного глаза. Дружинники спят в шалаше, а щитов у костра нет? Не в шалаш же они их утащили. Вывод ясен – в шалаше дружинников нет. Бобрыня и это продумал. Он всегда, если кого-то заманивал, ставил себя на место того человека, которого заманивал. И, зная свой собственный богатый опыт, всегда исходил из того, что противник так же опытен или даже опытнее его. Лучше перестрашиться, чем недооценить врага.
Враг появился в самое подходящее для вора время – перед рассветом, когда гаснут на небе звёзды и пропадает с небосвода луна, когда даже у самых бессонных людей глаза начинают сами собой слипаться. Светил только один потухающий костёр едва-едва освещал поляну и избушку. Бобрыня вовремя поднял голову, чтобы увидеть, как за короткий отрезок времени одна за другой вырываются из кустов четыре горящие стрелы, и втыкаются в крышу и стену избушки. Но и Бобрыня правильно определил место, откуда десятник стрельцов будет атаковать. Заранее определил. И сразу же послышался треск кустов с двух сторон. Дружинники тоже увидели горящие стрелы, и бросились к десятнику Парвану, чтобы захватить, и не дать больше ни разу выстрелить.
– Заруба! – крикнул Бобрыня, но сотника вагров к утру, похоже, сморил сон. – Заруба!
Сам Бобрыня уже к избушке бежал, чтобы сбить зачавшееся пламя с крыши, и краем глаза заметил, что сотник Заруба после второго окрика из шалаша всё же выскочил, и тоже сразу всё понял. Но у дверей самой избушки их ждало неожиданное. До того, как перейти на дистанцию стрельбы, десятник Парван хорошо использовал тёмное время, и подпёр дверь снаружи толстенным суком, подобранным в лесу. И выйти из избушки, если не подоспеет помощь, было бы сложно.