Последний довод главковерха

Перестукин Виктор Леонидович

Дергачев с надеждой посмотрел на меня, одобряю ли я такую трактовку приказа, несмотря на то, что юридически и бюрократически мое одобрение ничего не решало, и никакой ответственности с майора за правильность или неправильность его действий не снимало.

— Конечно! Да и потом, если бы у нас был приказ перейти в атаку, там промедление можно расценивать однозначно, если же мы медлим с отступлением, это совсем другое дело!

Практически возникла небольшая коллизия между буквой приказа и его духом. Дух требовал быть «в районе», буква допускала некоторые вольности по времени. Фактически, сосредоточившись там, где указано даже через год, Дергачев ничего не нарушал, но при этом подразумевалось, конечно, что он должен

быть в деревне Гачки как можно быстрее. В пределах разумного. Что было разумнее, отправиться немедленно и привести на место растрепанный и деморализованный полк днем, или же дождаться ночи и привести туда же вполне боеспособное соединение, но на полсуток позже? В последние дни Некрасов совершал марши исключительно ночью, и вполне могло быть, что нечеткость приказа была допущена специально, позволяя комполка самому определить время выступления. Но вполне могло случиться и так, что размытость возникла ненамеренно, а отсутствие распоряжения о занятии обороны ничего не значила, Некрасов мог оставить полк в резерве, и заткнуть нами дыру в обороне позже, а может быть, уточняющий приказ уже ждал нас в Гачки. В любом случае, целый полк не мог слоняться, где попало, идти было нужно, вопрос, когда?

— Может, проще получить разъяснение из штаба?

— Не проще, Вы сами сказали, что штаб сменил дислокацию, проводной связи нет, посылать посыльного полдня пройдет.

Опять помолчали, думая каждый о своем.

— Я тут ночью подумал, раз отход не дали, а немцы с флангов обтекают, так ведь и мы флангам и тылам обходящих нас частей угрожать можем. Посидели бы днем сегодня на месте, а ночью подобрались бы ближе, и с утра такой тарарам на коммуникациях можно было устроить, что фашистам мало бы не показалось!

— Отличный план, товарищ командир!

— Нет, Лапушкин, теперь уже нет, приказ получен, и на сутки мы задерживаться никак не можем. Это я к тому рассказал, что я ночью же хотел с Некрасовым это дело согласовать, да уже тогда связи не было. И с авиацией немецкой думал, что можно сделать, уж до того они надоели, всю кровь выпили, даже собирался Вас отправить в рейд по ближайшим аэродромам.

— Так в чем же дело! — Меня и самого достала крестоносная авиация сверх всякой меры, особенно неприятно было чувствовать полное бессилие перед летающими ублюдками при том, что на земле ситуация была зеркальной, налицо была абсолютная беспомощность немецкой пехоты перед нашими минометами. — Если полк задержать на сутки нельзя, и это правильно, то отправить в рейд группу из пяти бойцов Вам никто не запрещает. А эти самолеты на аэродромах, неподвижная мишень, еще и наполненная бензином! Я этим летунам устрою!

И представив картинку горящих на аэродроме «мессеров» и «юнкерсов» я запел:

— Стабилизатор мины гудит, смерть аэродрому!

Дергачев состроил кислую рожу, действительно, как бы ни был прекрасен мой тенор, но петь Высоцкого в романе про попаданцев, это уже верх пошлости, хуже только организация в очередной раз ВИА с перепевом песен из будущего.

— Послать группу можно, только толку от этого чуть. Ну, спалите вы на одном аэродроме двадцать самолетов, на втором тридцать, что это даст? Никакого облегчения от этого никто не почувствует, у немцев этих самолетов несколько тысяч.

— Нормально Вы рассудили, товарищ командир, вот мы вчера четыре батальона уничтожили, а толку? У немцев этих батальонов несколько тысяч! А зачем бойцу в бою стрелять, завалит он пару фашистов, у Гитлера их несколько миллионов!

Если бы я не знал Дергачева, как образцового командира, стремящегося нанести фашистам максимальный ущерб всеми доступными средствами, я бы подумал, что он просто не хочет отпускать меня от себя. В самом деле, даже короткий рейд в несколько дней создаст ему серьезные проблемы, уже завтра полку придется занимать оборону и вести тяжелые бои с превосходящим и численно, и качественно

врагом. А если по завершении рейда я выйду в зону ответственности другой части и останусь там? Лично я бы ни за что не отпустил от себя такого уникума.

4

— То, что вчера мы разбили четыре батальона, сорвало наступление немцев на участке обороны нашего полка, — обстоятельно отвечал майор на мои высказанные вслух возражения. — А если уничтожить авиацию противника на двух аэродромах, то немцы просто перебросят на этот участок другие самолеты, и оперативная обстановка не изменится. Но есть и другие соображения, исходя из которых, этот рейд становится особенно проблемным. Я так понял, что высоко наверху опять переиграли, и решили отказаться от обороны Львова. Более того, и наш корпус, и всю шестую армию в ближайшие дни, скорее всего, отведут далеко на восток. Дело в том, что немецкие танковые дивизии на севере совершили глубокий прорыв до Ровно и Острова, из-за чего возникла угроза окружения двух наших армий в районе образовавшегося Львовского выступа.

Смутные слухи о прорыве немецких танков действительно ходили, и в связи с этим я еще подумал: почему же нам до сих пор не приходилось сталкиваться с фашистской бронетехникой? Ведь и в кино, и в книгах постоянно одно и тоже, если немецкое наступление, так непременно танки. А тут против нас сплошная пехота, и даже мне, особо глазастому, во время регулярного слежения за немецкими дивизиями ни разу не удалось заметить чего-то серьезнее нескольких разведывательных броневичков. А они вон где все оказались, под Ровно, я в прошлой жизни читал кое-что об этих сражениях, воспоминания Попеля, и пару других книг, да, были там танковые бои, немцы сконцентрировали танки на главном направлении, не распыляя их по всем углам. Правильно сделали, конечно, но и следует признать, насколько это облегчило жизнь лично мне, моя сила в работе с закрытых позиций, а по танкам так не постреляешь, их иначе как прямой наводкой не возьмешь, а тут я никаким боком.

— Так вот, — продолжал майор свою мысль, — в связи с тем, что армия выводится из-под возможного флангового удара с севера и отводится далеко на восток, оставшись здесь, вы рискуете оказаться в глубоком немецком тылу, а рейд может затянуться на несколько недель.

— Товарищ командир, если предполагается, что полк в составе отступающей армии будет отходить, практически не соприкасаясь с немецкими войсками, то и необходимость в моем присутствии в полку отпадает. Тогда для моего использования по прямому назначению, то есть уничтожению фашистов, просто необходимо отправить меня в аэродромный рейд.

— Вот что я Вам скажу, товарищ Лапушкин. Была бы моя воля, так я бы Вас сразу и без всяких разговоров отправил в госпиталь на излечение.

— Товарищ командир, нормально все со мной! Я уже и комдиву тогда говорил, это только кажется, что все плохо, а так, кроме ограниченной подвижности, ничего страшного. Перевязать меня и бойцы смогут без проблем, а когда лежишь без движения, о ранах совершенно забываешь.

— Вот и нужно лежать без движения, в госпитале.

— Товарищ майор! — Решил я включить большого начальника. — Как фактический командир полка приказываю отправить меня в рейд по немецким тылам с целью обнаружения и уничтожения авиации противника в местах базирования!

— Ладно, ладно, раскомандовался! — Рассмеялся Дергачев, — отправить, так отправить. Сделаем так, днем сидим тихо и готовимся, вы к рейду, мы к маршу. Вечером Вы даете нам самые свежие данные по противнику, и в сумерках разбегаемся. Идет?

— Договорились. Джалибека мне дадите?

— Дам, не переживайте. Я говорил Вам, что отправил представление на него к ордену Красного Знамени, бойцов минометных расчетов к медалям, а Вас лично к ордену Красной Звезды?

— Спасибо, товарищ командир, мне ямщик говорил, не знаю, где уж он слышал.