Последний довод главковерха

Перестукин Виктор Леонидович

Может хоть мотоциклист новости интересные привез, катил со стороны штаба, сам штаб остался за пределами моей видимости, но мотоциклист едет с той стороны, и скорее всего он посыльный, чего ему еще ездить. А где найти нас ему, или тому, кто его послал, явно подсказал капитан.

Заезжает на стоянку, говорит с майором, садятся вдвоем и едут сюда.

— Товарищ командир, Вам пакет из штаба дивизии! Прошу получить и расписаться.

— Распишитесь, товарищ майор, что я левой рукой перьевой ручкой и чернилами накарябаю, не будем задерживать посыльного. Почитаем, что тут нам…, «командиру двести сорок четвертого стрелкового полка Лапушкину А. М., прелестно, не позднее

семи ноль-ноль двадцать восьмого июня, замечательно, занять прочную оборону возле д. Збари», изумительно. Посмотрите на карте, где эти Збари, майор, и проложите маршрут. До наступления темноты сосредоточимся на краю леса, по темноте выедем в степь, и никакая немецкая авиация нам не страшна. Что, майор, далеко?

— Нет, порядка сорока километров, чуть севернее штаба дивизии.

— Хорошо, торчим здесь еще два часа, и начинаем движение.

Если честно, сам не знаю, чего хочу, и возвращаться под руку комдива Некрасова не хочется, и бежать тоже, надоело метаться. Приходили мысли бросить полк с майором, и на двух подводах с людьми, что под рукой затеряться в лесу, приходили мысли, да ушли. Хрен с ним, плыву по течению, и будь что будет.

В Збари прибываем ночью, всю дорогу я спал, и понятия об окружающей обстановке не имел. Да хоть бы и не спал, информацией не разжился, ночь, ни хрена не видно, а из местности, что я мог разглядывать вечером, мы давно выехали. Поэтому сейчас я ошалело крутил головой, пытаясь понять, где я, и зачем меня разбудили. Ответ на второй вопрос я получил немедленно.

— Товарищ командир! Комполка шестьсот тридцать один майор Лукьяненко, — загремел над ухом голос Дергачева.

Поднимаю голову, усиленно хлопая глазами, чтобы прийти в себя.

— Ну и хрена нужно от меня майору Лукьяненко, чтобы будить меня ночью?

Вытягиваю из-под подушек монументальные часы. Бом-дин-бом-бом-дин-дон! Три пятнадцать. Ночь, улица, фонарь, телега. Бессмысленный и тусклый свет от керосинового фонаря, который держит Дергачев, падает мне на лицо, чувствую себя очень неуютно, кругом темень, сам подсвечен, надеюсь, немцы достаточно далеко.

— Нужно согласовать план обороны деревни, Вашему полку отведен южный участок.

Около получаса продолжается нелепое совещание, Лукьяненко рисует на карте непонятные заштрихованные круги и стрелки, Дергачев важно кивает, прикинуть план к реальной местности невозможно из-за темноты, проверить правильность предполагаемого расположения противника тоже, нахрена все эти домыслы и ребусы с неизвестными, завтра с утра все будет абсолютно ясно. С трудом выдерживаю штабной маразм, уже около четырех расходимся и снова отрубаюсь.

Утром новая напасть, просыпаюсь самостоятельно и сразу чувствую, что кому-то херовато. Мне. Голова раскалывается, в висках стучит, на глаза давит, тошнит и позывы к рвоте, симптомы знакомые с детства, когда ребенком часто угорал, в изначальном смысле угорал, а не извращенном современном, от преждевременно закрытой печи. Отравление угарным газом, летом, на улице?

— Товарищ командир, как вы можете спать в таком дыму? — Мой безымянный возница.

А, дым, точно, обычный дым стелется по земле, несет его из-за плетня, я уж грешным делом подумал о химической атаке, на войне все же.

Сделаю небольшое отступление, напоминая об отсутствии нюха, обычно оно меня не напрягает, о существовании запахов я просто не вспоминаю. Иногда это дажеи удобно, например, в тех случаях, когда другие зажимают носы, жалуясь на невыносимую вонь, я могу себе позволить насмешки и хаханьки. Но бывают случаи, когда эта особенность организма доставляет

серьезные неудобства, не упоминая о таких мелочах, как невозможность почувствовать перегар, исходящий от выпившего человека. В рано закрытой бане, где дым горячий и прозрачный, я чувствую не угарный запах, а резь в глазах и горечь в горле, и только поэтому понимаю, что помывка в таком помещении может привести к проблемам. Пару раз, затопив дома печь, когда еще топил ее дровами, забывал открыть трубу, садился за компьютер в соседней комнате, и замечал неладное только тогда, когда перед глазами начинали плавать частички сажи. Поднимаешь голову — дым садится на уши, открываешь все, что можно и ложишься на пол, ожидая, когда помещения проветрятся. Поэтому, ничего удивительного в том, что я не проснулся ночью от запаха дыма.

— А откуда здесь дым, вообще, и какого лешего вы поставили сюда телегу?!

— Тут у соседа коптилка, сало готовит. А ночью ветер был в другую сторону, дыма не было, к утру переменился. Сейчас мы с бойцами телегу откатим.

Пока они устраивают мне покатушки, оценю тактическую обстановку. Поле… тели… Что за хрень, не пошло…

Попробую с расслаблением…

Облом…

Из-за головной боли, не иначе. Сейчас проведу аутоген на снятие, обычно помогало справиться. Начал. Расслабляюсь, внушаю. Нормально прошло, через десять минут должно полегчать. Где мои кремлевские куранты, немцы с атакой ждать не будут, семь десять, кошмар. Подходит Дергачев.

— Товарищ командир, есть сообщения от лейтенанта Топоркова? — Оба мы прекрасно знаем, что такого лейтенанта в природе не существует, майор ненавязчиво просит поделиться инсайдерской информацией, но делиться мне нечем.

— Лейтенант Топорков сегодня на связь не вышел, товарищ майор, и когда выйдет, не знаю, не могу сказать даже, выйдет ли вообще. То же самое и с корректировщиками, сегодня воюем без фокусов, по-простому.

Майор озадачен, но не обеспокоен.

— Хорошо, товарищ командир. Давайте, согласуем еще раз расположение нашего полка и план на бой. Предлагаю создать из трофейных минометов полную батарею в четыре ствола, и разместить ее за деревней, вот здесь. — Показывает на карте. — А стрелковые взводы усилить десятью захваченными МГ…

— Товарищ майор, Вы же видите, в каком я положении, что мне, на телеге ездить, позиции осматривать, куда лучше пулеметы воткнуть? Сегодня все на Вас, работайте, на меня не оглядывайтесь, обеспечьте меня связью с минометной батареей на случай журавля в небе, и крутитесь сами.

— Хорошо, товарищ командир, все сделаем, как полагается, не беспокойтесь!

Нет, майор не выглядел обескураженным, напротив, повеселел. Настоящий мужик, есть у него тот стержень, которого мне, сопляку безотносительно возраста, не хватает. А что нужно настоящему мужику, если, конечно, он настоящий мужик? Быть хозяином в доме, хозяином в своей жизни, хозяином самому себе. И командир настоящий, рад сам принимать решения, а не ждать указаний, и отвечать за них готов.

Дергачев не успел толком отойти от меня, как невдалеке ухнул мощный разрыв, затем еще один, еще и еще. Добавились разрывы послабее, а с окраины ухо уловило хлопки несколько другого характера, мины, скорее всего, вот как они взрываются, когда летят в нас. Взрывы тоже сместились из середины деревни на окраину, немцы поправили прицел и теперь бьют конкретно по окопам. Со стороны лукьянченковских траншей слышалась та же какофония. Посмотрел на свой суперхронометр, семь сорок пять, головные боли прошли, попробую попарить, может, еще и не придется воевать традиционно, не худо бы было разнести уродов на исходных.