Последний довод побежденных
Шрифт:
Чревато было заставлять безжалостного русского ждать. В этом пленник уже успел убедиться.
— А сколько их сейчас, ты знаешь? — продолжал допытываться капитан.
Йозеф вынужденно пожал плечами:
— Повторяю, мне это никогда не было интересно! Мы говорим о другом сейчас. Я предлагаю вам службу, давайте перейдем к обсуждению ее условий?
Свиридов поймал взгляд Терехова. И прочитал в нем все то же самое, что чувствовал сейчас сам. Деревня была большая. Больше ста дворов, и с крепкими крестьянскими семьями, выходит, людей было много. Ну, или, по крайней мере, достаточно, чтобы работать, сеять поля, обрабатывать их, снимать
Пока Йозеф рос, взрослел, набирался ума, пока его учили преподаватели в школе в Баумвайсе, пока он получал образование в университете, пока потешался охотой, вечерами с друзьями и дамами. Пока жизнь свою прожигал, жители Лебедей умирали. От голода в неурожайные годы, когда вынуждены были отдавать все, что вырастили, хозяину. От болезней, потому что врача или даже фельдшера не имели в деревне. Их угоняли казаки или иные воинские формирования, потому что защищать семья Йозефа Книппеля своих рабов не желала.
Можно ли было это простить? Забыть и перешагнуть через то, что было, и хотя бы приблизиться к пониманию образа мыслей молодого немца с четкими, картинно-красивыми чертами лица. С капризными губами и внимательным взглядом мутно-голубых глаз.
— Завтра, если принесут все по списку, мы тебя обменяем. Запомни, эта земля — наша. Ты сюда больше не ступишь. Ни в каком качестве. А если попробуешь, мы тебя просто убьем. Тебя и всех, кто придет с тобой. Ты понял?
Йозеф, помедлив пару секунд, усмехнулся. Кивнул, давая понять, что принял слова капитана к сведению.
— Глупо. Вы сами не знаете, что теряете, отказываясь, — добавил он, оставляя последнее слово за собой.
Обмен произошел почти на том же месте, где завершила свое путешествие несчастная «Прага». Сейчас ничего не напоминало о произошедшей трагедии — ров был аккуратно засыпан, и рассмотреть его следы можно было, лишь специально напрягая внимание. Второй такой же грузовик, чешская рабочая лошадка, остановился в некотором отдалении. Под наблюдением и тщательным контролем разведчиков молчаливые охранники, не так давно провалившиеся по своему прямому профилю, разгружали кузов «Праги». Группа огневой поддержки, разбитая на две части, залегла на заранее заготовленных позициях, потенциально готовая к любым сюрпризам. Ну и, наконец, пленных охраняли бойцы Свиридова с ним самим во главе.
— Я вижу, твой командир не понимает всех выгод. Ты ведь тоже обладаешь здесь немалой властью. Верно? Это видно с первого взгляда на тебя.
Свиридов вполне сносно понимал немца. Нужно было, правда, некоторое время на осознание значения тех слов, которые он не знал, но общий смысл был понятен.
— На вас форма другая. Я же видел. И ведете вы себя иначе, не как эти русские.
Свиридов заинтересованно посмотрел на пленного. Глаза немца сияли уверенностью в себе. Плотно сжатые губы, с упрямыми морщинками в уголках, указывали на то, что слова Йозефа были не отчаянной попыткой разговорить охранника, а частью какого-то тщательно разработанного плана.
— Еще раз повторяю, мне нет дела до того, кто вы такие на самом деле. Велика тайна, — немец позволил себе легкую усмешку, — вы наемники. Что-то у вас не вышло с прежним нанимателем, и вы разошлись. Видишь, я все понимаю. И не собираюсь относиться к вам предвзято.
Голос
— Ты со своими бойцами можешь пойти ко мне на службу. Не обижу условиями. Видишь, я понимаю вас. Я человек новой формации, не то что старик мой. Упертый ретроград. Я чувствую новые веяния, и мне нужны такие люди, как вы, не отягощенные моральными принципами, но умелые. Сейчас трудно найти наемников, которые в действительности имели бы хороший боевой опыт. В вас это чувствуется.
Да уж. Этого не отнять. Свиридов переглянулся с Илюхиным, тоже в общих чертах понимавшим суть разговора.
— Решайте. Это будет самым правильным решением за всю вашу жизнь, — Йозеф по очереди посмотрел на одного и на другого. Ожидая хоть какой-то реакции.
— Ведите, — Свиридов, увидев знак показавшегося из-за склона Жилова, поднялся на ноги. Отряхнул с бедра прилипшую траву и сор и обратился к пленному, чувствительно ткнув его в грудь указательным пальцем:
— Я хочу тебе сказать. Не приходи больше сюда. И не присылай никого. Смирись — эта земля наша. Ты не убьешь нас всех. В любом случае кто-то останется. И он не станет убивать твою семью или твоих друзей, дорогих тебе людей. Если они, конечно, у тебя есть. Тот, кто останется, придет и убьет тебя. Обязательно, без исключений. Больше не возвращайся сюда, Йозеф. А сейчас пошли, — Свиридов указал рукой за бугор, — они все привезли по списку.
Нельсон
Судя по всему, мнение о немецкой педантичности, аккуратности и предусмотрительности имело отношение и к этому миру. Я это к тому, что Бона вынесли на носилках два молчаливых и кряжистых молодца в форме, отличной по расцветке от офицерской. Ах да, вы, конечно, понимаете, что мое предложение было принято. Кстати говоря, учитывая все произошедшие события, я даже стал сомневаться в здравомыслии населяющих эту действительность людей. Отчего-то мы как кладезь разнообразных знаний и бесценной информации не находили себе здесь применения. Зато в качестве боевиков и рабов были постоянно востребованы.
Может, я утрирую или слишком увлеченно проецирую ситуацию на себя, но вы должны согласиться со мной. Любому здравомыслящему человеку как минимум были бы интересны пришельцы из будущего, хотя бы из чисто утилитарных соображений. И вот оно, чудо! Наконец-то моя безупречная логическая схема сработала.
Впрочем, сразу так за своего меня не признали. Офицеры уселись в легковой, сверкающий черный «Мерседес», а мне с Боном достался грузовик с молчаливыми и сосредоточенными солдатами.
В общем, что я могу сказать? Не ставшую нам длительным убежищем, и тем более домом, деревню мы покинули дежурным порядком. Впереди два мотоцикла с колясками, в роли дозора, что, судя по виденным мною фильмам про немцев, было для них обыкновением. Следующим пошел лакированный «Мерседес», затем мы, замыкал колонну грузовик, который я привел в деревню. Кстати говоря, о нем вообще никакой речи со мной не шло, будто бы само собой разумеющееся, у меня его просто забрали.