Последний дракон Цзянху
Шрифт:
— Мне надо закончить дела, — отрезала Бай Сюинь.
— Понимаю, — хмыкнул он, — перед свадьбой нужно многое решить.
— Сваха ещё не приходила в мой дом[1], — бросила Бай Сюинь.
— О, это лишь вопрос времени, — губы Шао Цинлуна тронула усмешка. — И я надеюсь, ты не передумаешь. Иначе я очень сильно расстроюсь. Возможно, даже пришлю прощальный подарок.
— Какой? — сглотнула Бай Сюинь.
— Тёплый плащ из собачьей шкуры, — в глазах Шао Цинлуна плясал огонь.
— Прощайте, молодой господин Шао, — поджала губы Бай Сюинь. — Я уйду первой.
Она призвала свой меч, а затем, легко оттолкнувшись от земли, запрыгнула на него и унеслась в хмурое небо. Шао Цинлун смотрел ей вслед,
Весь путь до горы они молчали. Шао Цинмэй хмурилась, поджимала губы и старалась выглядеть спокойной, но Шао Цинлун очень хорошо знал, как его сестра боится высоты. Разумеется, не было нужды лететь на мечах — в повозке было бы куда удобнее и приятней, но это было наказание для Цинмэй. Шао Цинлун предвкушал как, едва прилетев на гору, сестрёнка побежит искать своего верного пса, да не найдёт.
Когда сестре было шесть, а Шао Цинлуну двенадцать, отец надолго уехал по делам, а когда вернулся, привёз Цинмэй красивую шкатулку. В этой шкатулке была фигурка лодочки, и, стоило повернуть маленький рычаг, как лодочка начинала двигаться, словно плыла по волнам. Шао Цинлун был в восторге, он тоже хотел такую игрушку, но ему отец привёз ножны для меча. Цинмэй не расставалась с этой шкатулкой, везде таская с собой, но она была всего лишь глупым ребёнком и, разумеется, однажды её потеряла. Плач стоял на всю округу, отец даже поручил младшим адептам обыскать гору сверху донизу, но шкатулку так и не нашли. Глава Шао пообещал купить Цинмэй другую игрушку и приказал поварам ордена приготовить самых изысканных сладостей, чтобы утешить печаль дочери. Цинлун смотрел, как все вокруг носятся вокруг сестры, и чувствовал подступающую к горлу ярость. Этот мир был несправедлив, потому что сам он никогда не получал то, что хотел. Когда ему было пять, он попросил себе лошадку. Мама обещала, что подарит ему на новый год, и маленький Цинлун очень ждал праздников, но внезапно всё изменилось — родилась сестра и про него все забыли. А после этого мама и не вспомнила про своё обещание. Цинлун терпеливо ждал, но время шло, и ничего не менялось. Цинмэй много плакала, и вокруг неё постоянно были люди, которые пытались её успокоить и развлечь. Цинлун был старшим братом и должен был быть достойным наследником семьи Шао, поэтому он делал то, что от него требовалось. А потом мама умерла, и когда он после похорон напомнил отцу об обещанной лошади, тот впервые в жизни ударил сына. Так Цинлун осознал, что в жизни не всегда получаешь то, что хочешь, а обещаниям других нельзя верить. И если чего-то жаждешь по-настоящему, то надо взять это силой. Уже будучи взрослым, Шао Цинлун купил себе очень дорогую лошадь. Оказалось, что от конюшни воняет навозом, а лошадь просто тупое животное. И тогда он понял, что изначально его цели были слишком детскими и, если он хочет чего-то добиться, то надо метить выше. Он подарил этого драгоценного жеребца своему отцу, одновременно и избавившись от ненужной вещи и проявив сыновью почтительность. Так он понял, что каждый поступок должен соответствовать его образу хорошего сына. Губы Шао Цинлуна тронула усмешка. В этом мире не найдётся сына более почтительного, чем он.
Задолго до наступления темноты, они увидели огромный скалистый пик на горизонте. Ледяная Звезда не была похожа на южные горы с покатым верхом и бархатной порослью деревьев и трав. Северный хребет с пиком Ледяной Звезды во главе был суровым местом и на скалистых отвесных краях почти ничего не росло. Шао Цинмэй приземлился на серый камень и вдохнул привычный холодный воздух. На остром пике вершины лежала ослепительно-белая в солнечном свете снежная шапка. Через месяц, когда ледяные наросты растают с боков горы, она покроется
Шао Цинлун бросил безразличный взгляд на сестру, которая упала на колени из-за дрожи от длительного напряжения в ногах, и пошёл к большому павильону главы ордена. Войдя внутрь через массивные двери, он прошёл вглубь огромного зала приёмов и у двери в покои главы чуть не столкнулся с Гу Луннанем. Главный алхимик ордена был похож на длинную жердь и лишь широкие многослойные одежды придавали ему хоть какую-то видимость статуса. Бросив хищный взгляд маленьких глаз на Шао Цинлуна, тот на мгновение замер, выбирая подходящее выражение лица, и остановился на вежливой почтительности. Шао Цинлун в душе улыбнулся — он видел старика насквозь.
— Старейшина Гу, я пришёл увидеться с отцом. Как он?
— Молодой господин Шао, — Гу Луннань сцепил руки перед собой и спрятал их в рукава, — главе Шао сегодня утром опять стало хуже. Он снова кашлял кровью.
— Вот как, — протянул Шао Цинлун, а затем, порывшись в складках одежды, вытащил небольшую деревянную коробочку и протянул её алхимику. — Это тысячелетний красный женьшень, привезённый из-за Восточного моря.
Старейшина Гу взял коробочку и поднёс к глазам, принюхиваясь своим длинным носом.
— Этот женьшень очень редкий и ценный, — поджал он губы.
— Если отец проживёт хотя бы ещё один день, то я соберу весь женьшень в мире.
Гу Луннань бросил на Шао Цинлуна странный взгляд, но промолчал. Молодой господин Шао толкнул дверь и вошёл в покои. В нос тут же ударил сильный аромат благовоний, заглушающий гнилостный запах болезни. Глава Шао лежал на широкой кровати, его седые редкие волосы разметались вокруг осунувшегося лица. Он был больше похож на покойника, чем на живого человека. Шао Цинлун подошёл к ложу и остановился, всматриваясь в измождённое лицо.
— Отец, это я, — сказал он достаточно громко, чтобы больной услышал.
Тонкие, словно старая рисовая бумага, веки главы Шао дрогнули, и он открыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на человеке у кровати.
— Отец, я привёз тебе тысячелетний красный женьшень, — Шао Цинлун подошёл ближе, чтобы отец мог его увидеть.
— Цинмэй… — прохрипел глава Шао.
— Она здесь, позже навестит тебя.
— Нет, — глава Шао прикрыл глаза, — она должна быть не здесь.
— Твоя дочь так тосковала по тебе, что решила вернуться раньше, — наклонил голову Шао Цинлун, не отрывая взгляда от лица отца. — Она так спешила, что даже полетела на мече.
— Нет, — захрипел глава Шао и его лицо сморщилось, словно от сильной боли. — Алый феникс. Пусть возвращается…
Шао Цинлун отвёл взгляд и оглядел убранство комнаты. Здесь было слишком душно, а три жаровни возле кровати нещадно чадили. Он подошёл к окну и открыл его настежь. В комнату тут же ворвался ледяной воздух, забирая с собой часть смрада. Шао Цинлун стоял перед окном и глубоко дышал.
— Да… Ша… нь… — снова прохрипел глава Шао. — Где… он?
Шао Цинлун резко повернулся от окна и прожёг его взглядом.
— Отец так давно не видел своих детей, но всё, что его волнует — это какой-то чужак?
— Где он? — повторил свой вопрос глава Шао.
— Он ушёл, — вернулся к кровати Шао Цинлун.
— Нет, нет, нет, — замотал головой глава Шао и закашлялся. — Не мог уйти… Цинмэй… Должен защищать… Его сила… — его кашель стал сильнее, на губах выступила кровавая пена.
Шао Цинлун тут же достал из рукава шёлковый платок и промокнул пересохшие губы отца.
— Этот человек ушёл и больше не вернётся, отец, — бросил Шао Цинлун. — Тебе стоило бы больше волноваться о родных детях.