Последний дракон
Шрифт:
— А куда вы смотрели? — в сердцах спросила Роза. — Он ведь едва держится на ногах.
— Пусть радуется, что его не скормили дракону, — сказал Ивайн. — А у нас не было времени останавливаться да разбираться, что к чему. Обайн, дай руку девочке, помоги ей!
Обайн спрыгнул с лошади и поддержал меня с другой стороны, и так они потащили меня по крепостному двору к флигелю, который Роза назвала флигелем для хворых.
— Флигель для хворых! Означает ли это…
— Твоя мама тоже здесь, —
Больше всего мне хотелось сделать эти несколько шагов в другую сторону. Или несколько сотен шагов. Мама! Здесь! Теперь! Мне полегчало оттого, что она в безопасности, насколько можно быть в безопасности, когда драконья рать в двух днях пути. Но мысль о том, что предстоит очутиться лицом к лицу с ней…
— Послушай-ка, малец! — сказал Обайн. — Ты что, отвык переставлять ноги?
По сравнению с уличной толкотней и сутолокой за дверью в лазарете было по-настоящему тихо и пустынно. Там были расставлены ряды кроватей, но хворых и раненых было еще не так уж много, чтобы их заполнить. В конце одного ряда лежал Каллан. А возле него сидела мама и держала его руку в своей.
Думаю, она слышала, что мы идем. И думаю, она хотела, чтобы я увидел, как она держит руку Каллана… Но, увидев, что я едва передвигаю ноги, она отпустила его руку и встала.
— Давин!
— Ничего страшного, — сказал я, хотя знал, от нее не скрыть ничего — ни лихорадку, ни воспаление… — Я просто подвернул ногу.
— И руку, — добавила Роза. — И он потеет, как боров. Да, прости меня, Давин, но ты в самом деле потеешь.
— Положи его вон туда!
Они с трудом дотащили меня до кровати как раз напротив Каллана. Мама, стоя у изножья, разглядывала меня.
— Роза, принеси немного теплой воды! Повязки и ветошь! И погляди, не найдется ли какой-нибудь одежды, эта уже никогда не станет рубашкой. Где больше всего болит?
Я был почти благодарен за то, что был изувечен. Это означало, что мне не придется немедленно говорить о Дине и Нико. Я знал, что этому перемирию не быть вечным, но даже краткая отсрочка была спасением.
— Что-то неладно с лодыжкой, — сказал я. — Еще у меня… царапина на руке, которая сама собой воспалилась.
Я не сказал, откуда у меня эта царапина.
Она кивнула:
— Посмотрим!
Потом сорвала остатки носка Обайна с ноги. Роза не удержалась и охнула, и что уж тут скажешь, это неудивительно. Нога так распухла, что на нее было страшно смотреть.
— Что ты сделал со своей ногой? — спросила мать.
— Они заковали меня, — ответил я. — А еще был дракон, который играл со мной в мяч.
— Ох, Давин… — проговорила Роза недоверчиво.
— Коли не верите, спросите Дракана, — сказал я. — Он стоял там и науськивал дракона.
—
— Значит, так пахнут драконы? — спросила Роза.
— Приблизительно, — ответила мама.
Она осматривала мою лодыжку, нажимала на нее, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не захныкать.
— Вывих! — сказала она. — Когда это случилось?
Я вспомнил с трудом: дни перемешались у меня в памяти.
— Четыре дня тому назад. Примерно!
Так я думал.
— Тогда будет нелегко! — Она повысила голос. — Аллин!
Мама и Роза были единственными, кто называл Пороховую Гузку его настоящим именем.
Ну и обрадовался же я, увидев его веснушчатую рожу, когда он ворвался в лазарет.
— Давин! — воскликнул он. — Ты прибыл сюда вместе с Лакланами? — А потом, не ожидая ответа, сказал: — фу, какая вонь!
— Спасибо! — поблагодарил я. — Ты и сам-то не больно чистый!
Потому что на щеках у него была черная полоса от сажи, а руки были такие, будто он смазал их гусиным жиром и окунул в золу, как делали принцы в сказках, когда им приходилось переодеваться в нищих.
Он ухмыльнулся.
— Я занимаюсь одним дельцем вместе с Местером Маунусом, — сказал он. — Ты только погоди! Слух об этом разнесется…
Слова эти прозвучали зловеще, когда их произносил Пороховая Гузка. Что ни говори, прозвище свое он получил не зря.
Мама глянула неодобрительно на его руки.
— Постарайся ничего здесь не трогать, — сказала она. — И вот что, Аллин, мне нужен сильный парень.
Пороховая Гузка гордо выпрямился.
— Готов служить! — сказал он и отбросил рукой волосы. От этого черная полоса стала еще гуще.
Я увидел, что мать сдержала улыбку.
— Такой, чтоб чуточку сильнее, Аллин! — сказала она. — Кого мы знаем?
Пороховая Гузка словно бы поник, сжался, будто воздушный шар, который проткнули. Он покосился на Розу, и я понял: он хочет посмотреть, не смеется ли она над ним. Он питал слабость к Розе, и не только потому, что она хорошо стряпала. Хотя если ты Пороховая Гузка, это кое-что значит…
— Киллиан неплох, — сказал он. — Каллан сильнее, но… — Он покосился на кровать, где лежал Каллан. Глаза Каллана были закрыты, и мне кажется, он спал.
— Тогда приведи Киллиана, — только и сказала мать. — И еще, Аллин…
— Да?
— Вымой руки, прежде чем вернешься обратно, ладно? Там, где хворые и раненые, должно быть чисто.
— Ладно! — ответил он и умчался.
Я лежал, завидуя паре его здоровых ног.
Немного погодя явился Киллиан Кенси. Быть может, Пороховая Гузка предупредил его; во всяком случае как руки, так и лицо Киллиана были значительно чище, чем обычно…