Последний гетман
Шрифт:
Российский двор не знал, что происходит в Малороссии. Когда прознали, малость разгневались. Сия нескладуха побудила Государя послать в Малороссию стрелецкого голову Артамона Матвеева с выговором – как так получается?!
– Вот так, Великий Государь, казацкий бунт учинился, не успели донести сию новость до ваших пре-светлых ушей… Не велите казнить – велите миловать!
Только тогда, вслед за Матвеевым, прибыли в Москву казацкие посланники с известительным письмом от Виговского: об избрании его в гетманы. Золотом Богдана склонил на свою сторону старшин, которые
Государь не имел причины противиться избранию войска Запорожского. По доброте своей – и доверчивости излишней! – прислал ближнего окольничего Хитрово для приведения к присяге. Почему бы и не присягнуть, раз Государь просит?..
А меж тем договор с польским королем: употребить все усилия, чтобы разорвать мир с московитами… После Смутного времени слабо еще было Московское государство, жаждало мира.
Виговскому обещали титул удельного малороссийского князя – без всякого гетманства. Он тайно поклялся королю – присоединить Украину к Польше. Стал окружать себя чужеземными телохранителями. Своим не доверял – как можно!…
Потайно жил Виговский. Всячески скрывался перед верными казаками. Но проницательный полковник полтавский, Пушкарь, все-таки разгадал вторую личину новоявленного гетмана. Он-то и отправил к царю гонца своего. В Москве вначале удивились, потом возмутились, потом боярину Хитрово повелели исследовать донос Пушкаря.
Но деньги?.. Старания верного пушкаря остались безуспешны. Он получил строгий указ царя о послушании Виговскому. Возможно ли сие?..
Полтавский полковник решился с оружием выступить к Переяславлю, где на то время обретался Виговский. С ним был 20-тысячный отряд. Все за те же деньги Виговский склонил Хитрово – уговорить Пушкаря к послушанию. Но – не тут-то было!
В таких случаях прибегали к помощи крымского хана. Пограбить несговорчивых малороссов – для него одно удовольствие. Да и сам Виговский выступил с наемным войском к Полтаве. Силы неравные. Татарская орда грабила все окрестности и отрезала дороги, а на стены лезли свои же прикормленные казачки, валашцы, мадьяры и прочие искатели чуждого добра. Но гарнизон Полтавы ни на какие уговоры не шел. Более того, сделал отчаянную вылазку, во время которой Пушкарь даже отнял гетманскую булаву у негодника… и все же пал в бою…
Тут екнуло сердце и у добродетельного царя. Полтава-то не сдавалась. Пошло на Украину русское войско под началом Григория Ромодановского. Но опять же – Виговский уговорил и этого воеводу. Царский гонец прискакал – с приказом воздержаться…
Только следующий воевода, Василий Шереметев, побил татар и поляков. Да и то с помощью казанского воеводы Алексея Трубецкого. Два года длилась эта кровавая смута. После многих битв, раненный, попал Трубецкой в плен, но и там продолжал укорять Виговского в измене… после чего и был казнен.
Тогда молодой Хмельницкий начал собирать заднепровские полки – там он был провозглашен гетманом, ибо еще были люди, помнившие воинскую доблесть его отца. С помощью заднепровских отрядов и очистили казаки заполоненную Малороссию.
Но
Кончил он свои дни в монастыре, куда сбежал от всех бед. Позорная плата за малодушие!
Еще более тяжкая доля ожидала Шереметева. Разбив отряды Юрия Хмельницкого, поляки вместе с татарами окружили лагерь русского воеводы. По примеру казаков он связал цепями обозные телеги, так называемые «ужи», и за этим прикрытием восемь недель отражал приступы намного превосходивших сил врага. Но голод, болезни и отсутствие воинских припасов вынудили его, после переговоров, выйти в чистое поле с распущенными знаменами. Поляки обещали русским свободный проход в свои земли, но договор нарушили. Шереметева вероломно взяли в плен и отдали татарам – как плату за их службу. Русский воевода двадцать лет провел в тяжком плену, искупая малодушие и бесхарактерность Юрия Хмельницкого…
Куда смотрел ты, Господи, когда пригрел на груди старшего гетмана – льстеца и двуедушника Виговского?!
V
Обо всем этом думал Кирилл Разумовский после приезда в Батурин. Для него не было секретом, что некоторые полковники, в том числе и ставшие по родству свояками, нет-нет да и обронят:
– Все мы под Богом ходим, Кирилл Григорьевич… да продлит он дни твои!…
Это под первую рюмку, а под другую яснее:
– Семья-то у тебя, ясновельможный, какая? Случись что, по миру ведь пойдут!
Дальше совсем открыто:
– Не дурак был собиратель наших земель, Богдан-то Хмельницкий. Взял да и передал гетманство сынку своему!
И хоть мало что знали помышлявшие о наследстве родственнички, но рассуждение свое имели. Здравое, надо сказать. За гетманом как за порогами днепровскими сидели. А ну как пороги-то возьмут да и уплывут вниз по Днепру? Ищи-свищи счастьица!
Сам гетман о наследстве, может, и поболе их размышлял, но мысли свои таил, за зубами слова тревожные держал. Добро бы Елизавета, но теперь Екатерина. Нрав ее твердый и коварный он достаточно изучил. Молчи, гетман, и мысль свою зряшную не выказывай!
Когда уж слишком разошлись родственнички-полковники, он Кочубея в одну руку за чуб ухватил, Галагана в другую и без прикрас крикнул:
– Геть у меня! Разболтались! Еще на улице гвалт поднимите!
Улица – это вся степь казацкая…
Родственнички притихли, а у него что – других дел нету? Кругом хвастовство да воровство. Один Хорват чего стоит! Тоже, поди, о наследстве рассуждает. Прилетел из Сибири гол как сокол, а теперь повсюду поместья скупает да своих приживальщиков сажает. Чуяла душа: еще придется с ним не на сабельках, так на бумагах сенаторских повоевать… В Петербурге-то все продается и покупается. Сейчас не при Елизавете Петровне, не побежишь к ножкам царским: мол, матушка, ратуй! Другим ножки-то в наследство отданы…