Последний гетман
Шрифт:
Даня уже была там, хозяйничала. Все потребное Микола да камердинер приносили. Микола, так, пожалуй, с приглядкой. Чего, такого – хлопец гарный. Не пора ли оженить его?
От этой неизбежной мысли взгрустнулось, и поцеловал он Даню, наверно, холодновато. Зыбкая душа, сразу почувствовала:
– Что случилось, Кирюша?
Он хотел намекнуть ей про ревность, а сказал совсем про другое:
– Кастрат меня замучил, Даня, кастрат!
Сути, конечно, она не понимала и похлопала, обнимая, чуть пониже спины:
– Кострец, мабыть, застудился?
За кострец-то он и прижал ее обеими лапищами, сразу повеселев:
– Он, проклятый!
Даня задернула
– Да погоди ж ты, ненасытный…
Истинно, голод нутряной почувствовался. Когда там годить! Вино-то уже на закуску пошло, после заедок хороших, а не наоборот, как следовало бы. Глядя в глаза отнюдь не графской жинке, он и растолковал, что такое кастрат. Даня пришла в ужас:- Осподи милостивый! Чаму ж мужика так ганьбить?..
– Чтоб пелось ему голосисто.
– Да какой же голос без коханого срамотья?..
В доказательство своих слов и сползла подбородком с волосатой груди до волосья нижнего, всласть поцеловала.
– Погоди, Даня, – остановил он ее неурочный пал. – Мне еще надо сегодня кастрата надрать за это самое…
Вечер славно опускался на Сейм, в шатре тоже было славно – но – дела! Он нехотя, но выпростался из полюбившихся рук, наказав денька через три снова похозяйничать здесь.
У входа во дворец как на часах уже стоял Микола, хотя службу исправно несла и гетманская когорта. Будучи безмундирным, покивал, прошел к себе. Микола за ним, с ухмылкой во всю рожу. Еле дождался, когда войдут в кабинет.
– Никакой он не кастрат! У него там во!… – отрубил ребром ладони аж полруки.
– Так, значит?.. Иного и быть не могло. Тащи ко мне этого кастрата.
Микола с удовольствием побежал исполнять приказание.
Десяти минут не прошло, как под нагайку привел. Не говоря о чем другом, и лица-то на кастрате не было. Славно поработали ребятки!
– Ну? Дурить меня вздумал?
Он не вдавался в суть дела, почему это оба кастрата, ни бельмеса до сих пор не смысля по-русски, довольно сносно болтают на немецком. Переводчиками в случае нужды служили, и ладно.
Сейчас несчастный повалился в ноги, бормоча:
– Майн гот!… Товарищ мой истинно, а мне не хотелось терять службу в театре» голос скастрировал, а все остальное…
– Хватит, подлец! Докончим докторскую экзекуцию? – уже к Миколе оборотился.
«Экзекуций» Микола не понимал, а общий смысл понял, выхватил из ножен саблю:
– А что? Сабля у меня вострая!
Прохиндей обнял гетманские ноги, уцепился, что не оторвешь, вопя по-немецки:
– Майн гот!… Пощадите, ясновельможный пан гетман! Без денег, нищим уйду домой, только не…
– Так ты, подлец, и других девок забрюхатишь? Хватаясь за полы его домашнего кафтана, тот истово перекрестился:
– Видит мой Бог! Видит моя Мадонна!…
– Мадонну-то хоть оставь в покое! Прочь! После комедии вашей я уж свою комедь устрою…
Пожалев на этот раз, пинка все-таки дал такого, что несчастный и Миколу чуть не сшиб. А уж Микола-то – ого!…
Ну, как после такого случая не устроить доброе по-вечерье с полковниками, которые как раз собрались в гостиной?
IX
Не все же, однако, заниматься кастратами. Душа чувствовала, что нехорошие для Украины дела творятся в Петербурге… Государыня рьяно занялась устройством губерний в России; оно вроде бы и понятно, и хорошо, да как бы это волна и сюда не докатилась…
Губернские новости с ветрами северными приходили, тревожили душу, но дело-то своим чередом делалось. Киев уже не первый раз забирали из ведомства гетмана
Это пинок под зад старому гетману… Сорока лет от роду! Кто там распинался? Иван Шувалов не мог сейчас шутковать, ибо локтищами Орловых и сам был отринут, – значит, все тот же Гришенька? Не прощал разговора, что задумай какой новый переворот – будет повешен через две недели? Но ведь его брат Алехан грозно тогда пояснил: вместе с гетманом попридержит братца за ноги. Мало? Никто еще не снимал гетмана с командования Измайловским полком, а полк-то – горой встанет за командира!
Утешение? Оправдание некой непонятной возни вокруг Малороссии?
Зная, что не влезть ему в душу отшатнувшейся от него Екатерины, он торопился, торопился обустраивать Украину.
– Ну, Екатеринушка! Мы еще погуторим. На меня брехати?
Забыл, что секретарь поодаль, за боковым столиком, скрипит пером. Аж вздрогнул костлявыми плечами, воззрился на гетмана.
– Ладно, Аристофан, шуткую. На чем мы остановились? На судейских крысах?
Не стоило бы крыс поминать. Порядок судейский был установлен Богданом Хмельницким и вот держался уже более ста лет. Даже грозен-Петр не сумел – не захотел? – его поломать. Нужда заставила Хмельницкого все судейство на полковников переложить. До того всяк саблей судился да грозой своего кошевого атамана. «Нет!» – сказал тогда грамотей Богдано. На всей территории, подвластной Киевскому или там Полтавскому полку, полковник же и судей назначает. Мало, дела воинские, казацкие – баб, подерись они на базаре, и тех должна разнимать полковая канцелярия, с судьями-казаками. А известно, что они за судьи! Вот и надумал гетман Разумовский, вопреки воле своего любимого предшественника, развести дела военные с делами гражданскими. Значит?..
– Суды земские.
Секретарь Соседкин тряс лохматым, без парика испачканным чернилами волосьем:
– Пишу, Кирилл Григорьевич. Однако ж поясню, что сие значит. Гетман до пояснений канцелярских не опускался.
– Суды гродские.
– Пишу, пишу…
– Суды под коморские.
– Пишу… Пока без объяснений.
Но объяснять все же пришлось – и для своих толстолобых, и для петербургских же толстых лбов.
Малороссия разделялась на двадцать поветов. В каждом земский суд. Судья, подсудок и земский писарь избирались вольными голосами из шляхетства и не сменялись. Несогласие? Кляузы? Апелляция в случае нужды шла в суд генеральный, гетманский. Но все ж судились-то земцы по-земскому, не казацкими саблями.