Последний год
Шрифт:
В поисках лучшего пути посланник вспомнил, что он зван к графу Строганову. Чего же лучше для начала? Граф Григорий Александрович, проявивший вместе с супругой столько внимания и любви к семейству Геккеренов, и даст первый совет.
Барон Луи, едва явившись к Строгановым, прочел письмо Пушкина.
– Чем же его остановить? – вопросил он, кончив чтение.
– Пистолетом или шпагой, по вашему выбору, – отрезал граф Строганов.
Это было совсем не то, о чем думал барон Геккерен, и он тотчас сделал неопровержимое возражение:
– Но мое положение, граф…
–
Этого и вовсе не хотел барон Луи.
– Благодарю вас, граф, за столь лестное мнение о Жорже…
Барон Геккерен присмотрелся: Григорий Александрович воинственно тряс головой и находился в экзальтации, совершенно ему не свойственной. Сколько раз в былые времена он сам готов был хвататься за пистолет или за шпагу, чтобы устранить ревнивого мужа или счастливого соперника. Может быть, он мысленно снова был в Мадриде, этот былой донжуан, скрученный жестокой подагрой… Бог знает, какие поединки виделись ему, когда в волнении чувств он даже взмахнул неразлучной тростью…
– Благодарю вас, граф, за столь лестное мнение о Жорже, – еще раз повторил Геккерен. – Но, может быть, следовало бы предварительно выяснить через уважаемых особ: в здравом ли уме написано Пушкиным его письмо?
– О безумствах Пушкина и так знает весь свет, – продолжал Григорий Александрович, не вникая в истинные намерения барона.
– Вы трижды правы, граф, – согласился Геккерен. – Но если в этих безумствах отчетливо видны разрушительные замыслы и нанесены неслыханные оскорбления полномочному посланнику, то не следовало ли бы вмешаться власти государственной? – посланник наконец высказал свою мысль напрямки.
– Полноте! – отмахнулся Строганов. – У нас либеральничают там, где нужна твердость. Пушкин – первый тому пример. Накажите его достойно и сурово, и тогда, может быть, наши медлительные власти последуют вашему примеру.
– Бедная, бедная Натали! – вздыхала графиня Юлия Петровна, перебирая четки.
– Всякий час промедления, барон, – Строганов снова обратился к гостю, – будут рассматривать в свете как укор вашей чести. В наше время при подобных оскорблениях не затягивали дела и на двадцать четыре часа!
– Я буду молиться за Жоржа, – откликнулась графиня Строганова, призывая барона Луи к свершению подвига.
Разговор был исчерпан. Надежды Луи Геккерена рушились. Вызов Пушкину, очевидно, Жорж должен сделать, чтобы потом иметь время для необходимых маневров. Во всяком случае, у барона Луи будут надежные свидетели. Граф и графиня Строгановы подтвердят, что он действовал не сгоряча, не в порыве гнева, но после обстоятельного совета в доме, который связан родственными узами с обеими сторонами. Даже в этом доме Пушкин безоговорочно осужден. Для будущих же маневров барон Луи обратится к людям более прозорливым, мыслящим более государственно. Выиграв время, можно будет конфиденциально поговорить с графом Нессельроде или, еще лучше, с графом Бенкендорфом… Оскорбленные Геккерены пошлют вызов без всяких проволочек, но дуэль не состоится
На обратном пути в посольство Луи Геккерен предался глубоким размышлениям, в которых уже не было безнадежности.
Жорж вернулся от Вяземских цел и невредим. Но он действительно не знал, что ждет его дома.
Как только баронесса Геккерен, получив отеческий поцелуй барона Луи, удалилась, он протянул ему письмо Пушкина.
– Я советовался с графом Строгановым, мой дорогой Жорж, – начал барон Луи, – граф полагает, что тебе необходимо вызвать Пушкина немедленно, с тем что дальнейшее развитие событий мы возьмем в свои руки, – в волнении он не заметил, что дополнил мнение графа Строганова собственной мыслью.
Жорж ответил, улыбаясь:
– Я готов обмениваться вызовами с Пушкиным до тех пор, пока это ему не надоест. Он действует в полном одиночестве. За нас будет весь свет.
– Ты уверен, что до дуэли дело опять не дойдет?
– Я могу лишь повторить ваши мудрые слова, мой почтенный отец. Мы возьмем развитие событий в свои руки. Вам надлежит сейчас же ответить Пушкину. Но, видя ваше расстройство, я готов взять на себя этот утомительный труд.
Дантес вооружился пером и бумагой. Что делать? Натали не виновата в том, что у нее оказался такой неудобный муж. Жорж задумался, держа перо в руках.
– Не лучше ли сначала посоветоваться с д'Аршиаком? – спросил посланник.
– Д'Аршиак сегодня же примет на себя обязанности секунданта. Но еще до того мы закрепим на бумаге факты, которые обеспечивают нам наше превосходство над противником.
Дантес взялся за перо.
– «…Содержание письма, – писал он Пушкину от имени барона Луи Геккерена, – до такой степени превосходит всякие грани возможного, что я отказываюсь отвечать на подробности этого письма».
– Само собой разумеется, – подтвердил посланник.
– Продолжаю, почтенный батюшка! Сейчас мы объявим господину Пушкину наш главный козырь. – Он снова написал несколько строк. – Слушайте и оцените!
– «Мне кажется, – читал Дантес, – вы забыли, что вы сами отказались от вызова, сделанного барону Жоржу Геккерену, принявшему его. Доказательство того, что я говорю, написанное вашей рукой, налицо и находится в руках секундантов. Мне остается только сказать, что виконт д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Жоржем Геккереном. Прибавлю при этом, что встреча должна состояться без всякой отсрочки».
– Ты не находишь, Жорж, последнюю фразу излишней? Вызов – одно, встреча – совсем другое.
– Может быть, вы хотите, чтобы я повторил вам те строки письма, где Пушкин называет вас бесстыжей старухой и сводником? – отвечал Дантес. – Поймите, ваше письмо должно соответствовать тяжести нанесенных нам оскорблений.
Барон Луи с трудом переписал письмо.
Дантес прибавил от себя:
«Читано и одобрено мною.
Ж о р ж Г е к к е р е н»
Несмотря на глухую ночь, он отправился к виконту д'Аршиаку.