Последний хит сезона

Комарова Ирина Михайловна

– Все-таки, надо выяснить, кто она такая, – продолжил второй негодяй. – Не журналистка, ясно, и подготовка у нее точно есть.

– Скажи еще, что она из спецназа, – коротко хохотнул первый.

– Не, не похоже. У них школа другая.

– Ладно тебе, школа. Просто жить хочет девчонка, вот и дергалась, как могла.

– Та, Альбина, тоже жить хотела. И руками-ногами тоже махать пыталась, только без толку. А эта… она ведь меня с ног свалила. Нет, школа у нее есть, это точно.

– Ладно, что сейчас гадать. Через час она сама нам все расскажет.

– Почему только через час? Ее уже через полчаса можно начинать трясти.

– Костолом ты, Никитушка, – снова засмеялся первый. –

Костолом и ничего больше. Психологию человеческую ни во что не ставишь. А ты подумай: придет девчонка в себя, оглядится вокруг, и что почувствует? Правильно, панику и ужас. А рядом никого нет, и никто не приходит, и не приходит… Да когда она нас увидит, она счастлива будет нам все рассказать! Так что, пусть барышня тут доспевает, а мы пойдем пока, отдохнем, на мягком диванчике посидим, коньячком побалуемся.

– Вы хозяин, – судя по тону, второй негодяй остался при своем мнении, – вам виднее. По-моему, пара хороших зуботычин – и никакой психологии уже не нужно.

Легкий звук шагов, скрип закрывающейся двери и тишина. Похоже, я осталась одна. Надо бы проверить, но сил пока не хватает: я лежу, распластавшись, словно лягушка, на холодном полу – хорошо, хоть начинаю понемногу руки-ноги чувствовать. Я попробовала шевельнуть пальцами – нет, это слишком тяжелая работа. Приподнять веки тоже не получилось. Ладно, с двигательной активностью повременим, попробуем разобраться с той массой информации, которая на меня свалилась.

Я не журналистка – это раз. По крайней мере, захватившие меня негодяи в этом уверены. И я, по их же словам, не из спецназа. Признаюсь, это меня не удивляет – как-то не чувствую я себя спецназовцем… спецназовкой… в общем, вы поняли. Хотя, было сказано, что подготовка у меня есть. Какая, интересно, подготовка? А еще – школа другая. Вот со школой уже что-то связано, школа, это уже теплее, это вам не спецназ… ну конечно же, школа! Я же учитель, учитель математики в старших классах! Ф-фу, как приятно вспомнить: кто ты есть! Хотя, это мало что объясняет. Зачем учителю математики драться с какими-то посторонними мужиками? И что они собираются у меня через час спрашивать? И кто такая Альбина?

А главное, кто они сами такие? Я что, с ума сошла, с такими типами знакомство водить? Даже не могу сказать, кто мне более отвратителен – первый, психолог доморощенный или второй, костолом-фармацевт! Каким довольным тоном он заявил: «Я ей полный шприц вкатил»! Ничего, вот доберется до него Гошка, он ему покажет, как накачивать беззащитных девушек всякой дрянью… стоп! А кто такой Гошка? Не помню. Но уверена, что на его помощь и защиту я могу рассчитывать. На него и на Кириллова… а кто такой Кириллов? С ним связано что-то, очень важное для меня, но я не могу вспомнить, что именно! Ладно, маленький шажок к восстановлению собственной личности я сделала, вспомнила Гошку и Кириллова… условно вспомнила. А кого я еще могу вспомнить? Разумеется, Александра Сергеевича! Господи, это еще кто такой? Не великий же Пушкин, солнце русской поэзии – с чего вдруг мне о нем думать? С Александром Сергеевичем мы, наверняка, часто видимся, вот только, по какому поводу? И почему Гошка – это Гошка, Кириллов – Витька (еще и имя вспомнила, очень хорошо!), но Александра Сергеевича назвать Сашкой – язык не поворачивается!

Какая у меня, оказывается, интересная жизнь – трое мужчин рядом! Вспомнить бы еще, какие между нами взаимоотношения. Может, мы все вместе в школе работаем?

Но какое это тяжелое дело, размышлять. Маринка всегда говорит: «Думать вредно, от этого голова болит». Кто такая Маринка я не помню, и даже не буду сейчас пытаться вспомнить, потому что она совершенно права – голова болит и кружится. От этого кружения мысли спутываются, и я перестаю понимать:

что я пыталась вспомнить и зачем мне это нужно. Твердый пол подо мной начинает скользить, и я падаю… падаю… как можно упасть, если лежишь на полу? Кажется, это была последняя связная мысль, а потом я окончательно провалилась в прохладную темноту.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания на этот раз, но, очевидно, меньше часа – Мурашов и Никита еще не вернулись, чтобы начать допрос с пристрастием. Да-да, в этот раз у меня не было никаких проблем с памятью, я прекрасно понимала, где я и что происходит – очевидно, действие лекарства закончилось. Большое облегчение, правда?

Я осторожно пошевелилась. Больно, но терпимо. Вот только ребра с правой стороны… и лицо… я сделала глубокий вдох и поморщилась. Все-таки, не зря мне Никита сразу не понравился. Надеюсь, что хоть переломов нет. Ладно, теперь пора приподняться и осмотреться.

Я завозилась, вставая, для начала, на четвереньки и замерла, уставившись на железные браслеты на своих запястьях. На меня что, наручники надели, что ли? Подняла руки к лицу и удивилась еще больше – за браслетами, тихо позвякивая, потянулись железные цепи. Может, я еще не пришла в себя? Может, потеря сознания перешла в крепкий сон? Точнее, в кошмар? Я встряхнула руками, и крупные железные звенья негромко звякнули. Самые настоящие железные цепи, уже не новые и слегка тронутые ржавчиной, но вполне крепкие. Очень, я бы сказала, убедительное свидетельство того, что все это наяву.

– Бред какой-то, – я подергала цепь, которая тянулась от правой руки и крепилась к толстому кольцу, вмурованному в покрытую пятнами плесени стену на высоте пары метров от пола. С таким же кольцом соединялась цепь, удерживающая левую руку. Я села на холодный каменный пол, огляделась и повторила растерянно: – Бред какой-то!

На самом деле, разглядеть мне удалось не очень много – обширный подвал, в котором я оказалась, освещался всего одной крохотной лампочкой. Впрочем, какой там подвал – это было настоящее подземелье, темное, сырое и вонючее! Справа от меня – лестница без перил, выложенная из грубо отесанных камней, ведет наверх, к массивной двери из толстого бруса. А на стене слева, кто-то заботливо развесил кнуты, щипцы с длинными ручками, клещи разных размеров – большие, средние и совсем маленькие, острые железные крюки, плетки с металлическими шипастыми наконечниками, и еще целый ряд загадочных инструментов. Опознать их я не смогла, но ассоциации они вызывали самые неприятные. В углу стояло что-то вроде железного стула с подлокотниками. Вроде бы, ничего страшного, но даже в темноте я смогла разглядеть многочисленные острые шипы на сиденье и спинке – «кресло допросов»! А еще с потолка, на толстых, сплетенных вместе цепях, свисали большие крюки – на любом из них, без труда, можно было подвесить человека.

Словно я, из родного двадцать первого века, без всякой машины времени, перенеслась в мрачное средневековье! Каким же психом надо быть, чтобы все это устроить? Я снова тряхнула цепями и громко, с чувством, выругалась.

У нас дома материться не принято и матушка моя, заслуженный педагог-словесник, никогда не поверила бы, что я могу употреблять подобные выражения. Собственно, всего пару лет назад я и не могла, просто нужных слов не знала. Это меня Гоша научил. В нашей работе, иногда приходится общаться с людьми, лексикон которых, мягко говоря, отличается от принятого в благородных собраниях. Чтобы я могла поддерживать разговор и в таких случаях, Гоша провел со мной несколько практических занятий. Не скажу, что это умение особо часто мне требуется, но зато теперь, когда необходимо сбросить отрицательную энергию, мне есть, что сказать.