Последний Хранитель Империи
Шрифт:
— Как всё прошло, Василий Дмитриевич? — спросил он тихим, лишённым эмоций голосом.
Пахомов резко рассмеялся, и его лицо преобразилось, сбрасывая маску вежливой сдержанности.
— Этот напыщенный любитель побрякушек уже считает Реликт своим! — Он подошёл к бару и налил себе виски. — Двести тысяч рублей золотом… За что? За бесполезную безделушку, которую мы не можем сбыть уже третье десятилетие!
Он сделал большой глоток и повернулся к помощнику.
— Ты знаешь, Гриша, сколько я заплатил за этот «древний артефакт»? Пять тысяч! И то переплатил. Эта штука переходила из рук в руки сотни
Григорий позволил себе лёгкую улыбку.
— Но для шейха она, видимо, представляет ценность.
— Эти арабы… — Пахомов пренебрежительно махнул рукой. — Помешаны на своих древних реликвиях и артефактах. Готовы отдать состояние за ржавый гвоздь, если он якобы принадлежал какому-нибудь их великому предку тысячу лет назад. — Он усмехнулся. — Для них это вопрос престижа, понимаешь? «Смотрите, какой я могущественный шейх — я владею великой реликвией предков!» Дешёвый театр для впечатлительных простаков.
Он допил виски и поставил пустой стакан на стол с силой, от которой тот чуть не треснул.
— Гриша, проследи, чтобы сделка прошла как по нотам. Никаких осложнений, никаких отклонений от плана.
— Да, Василий Дмитриевич. Всё идёт по плану.
— Хорошо, — Пахомов потёр руки. — Двести тысяч за пять — неплохая прибыль, а? И главное, чисто! Никакой крови, никаких проблем с законом. Просто… коммерческая сделка. — Он рассмеялся. — Подумать только, эти высокомерные потомки пустынных номадов считают себя великими магами и знатоками древних тайн. А на деле — просто богатые дураки, которых легко обвести вокруг пальца.
Григорий кивнул, сохраняя бесстрастное выражение лица.
— Но всё же стоит быть осторожнее. Род Аль-Нахар известен своим Покровом Скорпиона и…
— Да плевать я хотел на их Покровы! — перебил Пахомов. — Здесь Петербург, а не их пустыня. Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть.
Он подошёл к окну и уставился на тёмную Неву.
— А теперь иди. У тебя много работы. И помни — никаких осложнений.
Григорий бесшумно поклонился и вышел так же незаметно, как и вошёл.
Пахомов остался один, глядя на ночной город, раскинувшийся перед ним. Его пальцы постукивали по подоконнику в такт мыслям, а на губах играла самодовольная улыбка человека, который только что провернул выгодную сделку и уже предвкушает прибыль.
За окном сверкнула молния, на мгновение осветив тёмные воды Невы. Гром прогремел где-то вдалеке, и первые капли дождя застучали по стеклу.
* * *
Василий Клюев, более известный в определённых кругах как Вася-Навык, и его неразлучный напарник Мирон Лапкин по прозвищу Шапа, сидели в крошечной комнатушке на чердаке доходного дома на окраине Петербурга. Их временное пристанище вполне соответствовало репутации — комната, заваленная всевозможным хламом, с потолком, который протекал в семи разных местах (Шапа вёл счёт), и с половицами, скрипевшими так, что проснулись бы даже мертвецы.
— Хреново, Вася, — Шапа уныло размешивал ложкой остатки вчерашней каши. — Опять без гроша сидим. Третью неделю уже! Хозяйка клянётся, что на этот раз точно вышвырнет
Вася-Навык — щуплый мужчина с жиденькой бородкой и вечно бегающими глазками — только отмахнулся, продолжая возиться с какими-то бумагами у единственного окна, где хоть как-то пробивался свет.
— Не вышвырнет, — отозвался он с абсолютной уверенностью человека, привыкшего выпутываться из безнадёжных ситуаций. — Я ей сказал, что мы — тайные агенты Императорской службы. Ведём наблюдение за подозрительным элементом в соседнем доме.
— И она поверила? — Шапа скептически приподнял косматые брови. — Старуха же говорила, что у нее бывший муж в Имперской службе работал.
— Именно поэтому и поверила! — торжествующе ответил Вася, оторвавшись от своих бумаг. — Профессиональная солидарность! Я ей даже показал наш «секретный знак» — ту печать, что мы с прошлогоднего ломбарда прихватили.
Шапа только головой покачал. В отличие от своего худощавого компаньона, он был грузным, приземистым мужчиной с физиономией, напоминающей варёную репу. Толстые пальцы, похожие на сосиски, неуклюже теребили потрёпанную шапку — единственную вещь, с которой он никогда не расставался и которая дала ему прозвище.
— Ты бы поменьше врал, Вася, — пробурчал Шапа. — Доврешься до того, что нас по-настоящему заметут. Мы и так на волоске после того дела с серебряными подсвечниками.
— Тьфу! — отмахнулся Вася. — Не напоминай. Откуда я мог знать, что они не серебряные, а просто покрашенные? Хотя, — он задумчиво почесал подбородок, — странно, что нас тогда не поймали. Видел, как тот толстый стражник поскользнулся на собственном плаще? Прямо как в цирке!
Действительно, их «карьера» профессиональных воров была сплошной чередой нелепых провалов и совершенно необъяснимых удач. То они ухитрялись украсть шкатулку с фальшивыми драгоценностями, то залезали в дом, хозяева которого уехали, предварительно продав всё ценное, то пытались ограбить человека, оказавшегося более бедным, чем они сами. Но каким-то чудом им всегда удавалось избежать тюрьмы.
Однажды во время погони за ними обрушились строительные леса, и вся стража оказалась погребена под горой досок. В другой раз корабль, на котором их должны были доставить в тюрьму, налетел на мель в двух шагах от берега — в месте, где по всем картам должна была быть глубина не меньше трёх саженей. А в прошлом месяце их спасла буйная лошадь, которая решила понестись именно в тот момент, когда стражники почти поймали их на рынке.
Шапа был убеждён, что их хранит какой-то святой — покровитель безнадёжных случаев. Вася же списывал всё на собственную гениальность и хитрость, хотя в глубине души знал, что им просто фантастически везёт.
— Нам нужно серьёзное дело, — решительно заявил Вася, возвращаясь к бумагам у окна. — Что-нибудь такое… ну, ты понимаешь! Чтобы сразу подняться. Новые сапоги купить. В трактирах приличных обедать.
— Сколько раз ты это говорил за последние пять лет? — вздохнул Шапа. — И каждый раз мы оказывались либо по уши в дерьме, либо с пустыми карманами. А чаще — и то, и другое.
— Но теперь у меня есть кое-что особенное! — Вася вдруг просиял и извлёк из внутреннего кармана своего потрёпанного жилета сложенный вчетверо листок. — Смотри, что я достал вчера!