Последний Иггдрасиль: Фантастические произведения
Шрифт:
— Когда приходили маленькие люди, — рассказывал индеец, — большие сидели в темноте совсем без света и топали ногами.
— Это твои предки — большие? — спросила Катерина.
— Они самые, — кивнул он. — Сидели в темной комнате и громко топали ногами, так что не видели маленьких и не слышали, и никто не мог сказать, приходили они на самом деле или нет. Такие вот хитрецы.
— Вообще-то твои предки создали потрясающую культуру, — укоризненно заметила она.
— Суеверные трусы, вот кто они! — фыркнул Синее Небо. — Считали богами горы, скалы, деревья…
— Это называется «анимизм».
— Ну да, он самый.
Катерина отошла к концу стойки наполнить кому-то бокал. Оранжевое платьице
— Анимизм — обычное дело для первобытных культур, — заметила она, возвращаясь. — Взять хотя бы этих квантектилей…
— Которые поклонялись дереву? Ага, такие же суеверные трусы.
Катерина опять отошла. Слева, по ту сторону от выдающегося бюста миссис Вестермайер, послышался голос ее супруга:
— Когда ваш парень покончит с Большим деревом, закатим в его честь персональную вечеринку.
— Ему не понравится, — покачала головой Мэтьюз, — Том человек не компанейский.
— Понравится, вот увидите. Пускай он и не лезет в герои, но в душе такой же, как все. А жнецы наши уж точно поддержат. Вы не представляете, как оно нам осточертело! Чума, просто чума! Разве что болеют дома, а не люди, но мы так любим наши дома, что это почти то же самое.
— Ну, попробуйте… но, думаю, он откажется.
— Запущу сегодня пробный шар… Прямо здесь в гостинице и устроим. Заодно будет чем заняться. Вы, наверное, заметили, что у нас пока мертвый сезон. Во время жатвы вертимся как черти, и в посевную то же самое, а сейчас разве что присматриваем.
— Если б сеяли озимые, могли бы, наверное, и три урожая снимать?
— Нет, в весну, лето и осень три не втиснуть. На зиму мы засеваем поля люцерной, а ранней весной ее запахиваем, и отлично выходит.
— Да, земля у вас просто золотая.
— Почти, — усмехнулся коротышка.
— Еще виски, Кейт! — подмигнул Синее Небо и, получив заказ, продолжал: — Я своих предков за тупость ругаю. Соображай они чуть больше, добились бы всего того же, что и белые.
— Однако не добились, — вставила Мэтьюз.
— Вот-вот, не повезло им, ну и бизонам, само собой.
— При чем тут бизоны? — удивилась Катерина. — Ты же вроде из ирокезов, они бизонов не разводили.
— Ну да, ну да… один только маис, да и тот — смотреть не на что, на кукурузу не похож, початки как фасолевые стручки. За такое добро и воевать нет смысла. Бизоны — совсем другое дело… но их вообще никто не разводил, жили сами по себе. А потом пришел белый человек и всех извел. Может, и не у моих предков, но они были у всех индейцев, а я индеец! Пятьдесят миллионов их было, пятьдесят миллионов! А после прихода бледнолицых осталось пятьсот…
— Мне кажется, он пьян, — шепнул мэр, прячась за бюстом жены.
— Еще как, — кивнула Мэтьюз, приканчивая свой Старый Земной. — Ладно, мне пора на боковую.
— А ему не пора? — заволновался Вестермайер. — У вас там человек на дереве, а индейцу завтра управлять лебедкой, и вообще…
— Управлять он будет как всегда, — хмыкнула Мэтьюз. — Всем спокойной ночи! Отбой и конец связи.
Yggdrasill astralis.
Кора: от черной у основания ствола до темно-серой у вершины.
Внизу ствола и на основаниях нижних ветвей — крупно-бугристая с впадинами глубиной до 1,5 м.
Синее Небо проснулся еще до рассвета. Он всегда вставал рано, где бы ни находился и сколько бы ни выпил накануне. Сегодня он проснулся в постели Катерины и выпил вчера много, но чувствовал себя точно так же, как если бы почти не пил, а когда не пил совсем, до полной трезвости дело все равно не доходило.
Катерина еще крепко спала, и он не стал ее будить,
Выйдя из спальни, Синее Небо вышел через гостиную в парадную дверь. Рассвет вступал в свои права. Присутствие дерева ощущалось здесь постоянно: дом Катерины стоял близко к площади, и отсюда не было даже заметно, что верхушка дерева уже удалена. Его раскидистая крона маячила высоко над головой будто нетронутая.
Катерина уже вылетела из головы, да и с самого начала большого места там не занимала. Вот и площадь; на правую щеку упали теплые лучи восходящего солнца. Зеленое море нависало сверху, заменяя небо, где-то в листве среди могучих ветвей пересмеивались птицы-хохотушки. Хорошо, что там сейчас Стронг, пускай деревья убивают бледнолицые, они любят убивать.
Возле гигантского ствола, рядом с каменной купальней, пока не наблюдалось никаких следов порубки. Величественная колонна упиралась в необозримый черно-зеленый небосвод, а заросшая травой площадь блестела в утреннем свете. Завтра все изменится, здесь будут лежать огромные срезанные ветви и части ствола, а им с Пиком придется оставить тягач и заняться распиловкой, чтобы потом уносить их по частям.
До гостиницы было несколько кварталов, и индеец не торопясь зашагал туда. Утро — самое лучшее время дня, можно спокойно и в одиночестве поразмышлять о прошлом своего народа. Синее Небо частенько высмеивал предков, но только когда был пьян, и не всерьез. Да и не то прошлое он хотел вспоминать, не полуцивилизованное, когда люди сидели в домах и топали ногами в ожидании маленького народца, а настоящее, далекое прошлое каменного века в лесных чащобах Северной Америки. Может, и чуждое ему, но и настоящее ему было чуждо. Кто он такой? Ни то, ни се.
Рассвет под деревом имел зеленоватый оттенок. Синее Небо шагал в этом зеленовато-розовом сиянии и думал о Деганавиде. Такое имя — «Два речных потока сливаются воедино». Рожден, как Христос, от божества девственницей, покинул родное племя гуронов и уплыл на серебристом березовом каноэ, чтобы основать Союз пяти племен. Синее Небо шел, и перед глазами плескалась весенняя река со льдом по берегам, по которой двигалось каноэ Деганавиды, а мимо проплывали дикие места со старинными названиями: Торчащие скалы, Склон холма, Сломанные ветви, Старая вырубка… Он смотрел на заросшую травой рассветную площадь и видел их будто собственными глазами, испытывая жгучую зависть к тем, кто в отличие от него принадлежал к той забытой эпохе. Хотя… индейцы былых времен тоже убивали деревья. Когда их жалкие маисовые грядки переставали давать урожай, они расчищали новое место. Почва под деревьями всегда была плодородной и какое-то время кормила, а потом приходилось двигаться дальше. Однако деревьев было не счесть, и никто не боялся, что они закончатся. Даже когда пришли бледнолицые, никто поначалу не боялся… но потом они как с цепи сорвались. Сначала вырубали лес, чтобы освободить место под плантации и строить дома, а затем напридумывали кучу других причин: для бумаги, чтобы писать и вытирать рот и задницу; чтобы освободить место для своих дорог, парковок и городов. Деревьев не уцелело бы ни одного, не изобрети они, на счастье, межзвездный двигатель. Убийство деревьев продолжалось, но уже на других планетах… и теперь потомок индейцев помогает в этом, хотя ему самому вот это вот, к примеру, Большое дерево ну нисколечко не мешает. Зачем? Чтобы не гнили дома поселенцев? Ну разве что. По крайней мере не для того, чтобы печатать на бумаге всякие грязные книжонки…