Последний император России. Тайна гибели
Шрифт:
Ф. Я. Буйвид: «…около 12 часов ночи я вышел во двор… Через некоторое время я услыхал глухие залпы, их было около 15, а затем отдельные выстрелы, их было 3 или 4».
Буйвид, как и Никулин, называет стрельбу залпами. Но никто не задал Буйвиду и Никулину вопроса: что они называют залпом? Слово «залп» означает одновременные выстрелы из нескольких экземпляров оружия. Неважно, из чего – из револьверов, винтовок или гаубиц. Это организованная стрельба, когда все выстрелы осуществляются по команде. И для каждого залпа команда повторяется. Но ничего подобного при убийстве в ипатьевском доме не было. Об этом говорят
Я. М. Юровский: «…чего нельзя было предусмотреть, что стрельба примет беспорядочный характер. Этого последнего не должно было быть, потому что каждый будет расстреливать одного человека».
Далее Юровский называет и причину беспорядочной стрельбы, которую сам же в одном месте назвал «безалаберной»: «Тут вместо порядка, началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все однако могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно стреляли через порог».
А как же расстановка убийц? Ведь перед каждым из обреченных должен был встать его убийца, чтобы без помех стрелять ему в грудь (и только в грудь)? Юровский только что уверял нас, что роли распределены и каждый знает свою цель – всем и всё было растолковано. За минуту до расстрела Юровский выходит к «латышам», чтобы для верности проинструктировать их еще раз. Но почему-то никто из участников расстрела не встал на предписанное место. Все остановились в дверях. Оттуда и начали стрелять. Что стало причиной такой недопустимой самодеятельности?
Всё просто: ни Юровский, ни Кудрин, ни тем более Ермаков не подумали о том, чтобы осуществить расстрел по заранее намеченному плану. Желание стать обладателем почетного титула «цареубийца» оказалось сильнее дисциплины. Руководители нарушили договоренность, открыли беспорядочный огонь и получили то, что и следовало ожидать: кровавую мясорубку.
Шквальный огонь длился от двух до трех минут. Это очень много. Эти минуты для обреченных превратились в вечность. Посмотрим, что говорят об этих минутах убийцы.
Я. М. Юровский: «…началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. был убит самим ком-ом наповал, сразу же умерли А. Ф. и люди Р-ых… А-й, три из его сестер фрелина и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило ком-та, т. к. целили прямо в сердце, удивительно было и то, что пули наганов отскакивали от чего-то рикошетом и как град, прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа».
«Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Федоровна и кажется фрейлина Демидова, а также Алексей были живы… Тогда приступили достреливать… Алексей так и сидел окаменевши, я его пристрелил. А дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову».
М. А. Медведев (Кудрин): «Женские крики: „Боже мой! Ах! Ох! Что же это такое?!“ – А вот что такое! – говорит Юровский, вынимая из кобуры „маузер“. – Так нас никуда не повезут? – спрашивает глухим голосом Боткин. Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок моего „браунинга“ и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим вторым выстрелом раздается первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков тоже стреляют в грудь Николая почти в упор. На моем
«Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик: „Слава Богу! Меня Бог спас!“ Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная – она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную. От ее предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненый Алексей – он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего „маузера“. Парень затих и медленно опускается на пол к ногам отца. Мы с Ермаковым щупаем пульс у Николая – он весь изрешечен пулями, мертв. Осматриваем остальных и достреливаем из „кольта“ и ермаковского нагана еще живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны».
Нельзя не отметить литературный дар Кудрина. Странно, что малограмотный большевик употребляет такие выражения, как «Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты»; «В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же падает, сраженная выстрелом Ермакова…». И пули у него «лязгают», и все жертвы не просто убиты, а «бездыханны». А ранее он назвал принесенные стулья «последними тронами династии».
Но поверить в литературный дар Кудрина трудно. Скорее всего, стиль его воспоминаний свидетельствует о редакционной обработке. Это заставляет еще настороженнее относиться к фактам из его описания событий: где литературная обработка, там и цензура.
Но возникают новые вопросы. Из чего все-таки стрелял Юровский? Планом предусматривалось использовать исключительно револьверы. Почему – понятно. Комната небольшая, манипулировать винтовками сложно, да и перезаряжать их – лишнее время. Пистолеты были исключены по другой причине. После каждого выстрела из пистолета выбрасывается стреляная гильза. Комната тесная, убийцы стоят близко один от другого. Вылетевшая гильза убить не убьет, но если попадет в лицо – приятного мало. К тому же она горячая.
Но если верить Кудрину, Юровский стреляет из «маузера». Сам распорядился стрелять из наганов, сам же и нарушил собственную установку. Непонятно только, когда он сменил револьвер на «маузер». Когда зачитывал постановление, его рука была в кармане с наганом («маузер» в кармане не поместится). А потом в какой-то момент (в какой?) в его руке появился «маузер». Кудрин тоже хорош – палит из «браунинга». Это не револьвер. У Ермакова, по версии Кудрина, сразу три нагана, но есть и «маузер». Оружие, которое стало символом революции. В советских фильмах даже выработался штампованный образ: революционный матрос в растерзанной тельняшке и непременно с «маузером» на боку.