Последний из чародеев
Шрифт:
Патрик залпом выпил бокал:
– Разумеется, Остин. Жизнь трагичнее стократ.
– Рассуждаешь как нищенствующий ритор. Сборник твоих стихов, кажется, выходит в июле?
– Анонимно, разумеется. Семейное имя стоит славить победами на поле брани и политики, а не порочить дурными виршами.
– Я читал вирши и дурнее - подписанные именами прикормленных королевой борзописцев.
– В отличие от них, я уважаю себя хотя бы слегка, - молодой Айтверн потянулся к бутылке вина, наполнил бокал во второй раз, выпил, все так же, одним глотком.
– Да что с тобой, пьешь, будто упиться решил, а еще и четырех пополудни нет. Мне твоей матери твой храпящий труп с носильщиками отсылать?
– Ваша обо мне забота, лорд Остин, до крайности трогательна.
Остин Фэринтайн
– Ты был вчера в сенате, - сказал наконец Остин.
– Был. Я там дважды в неделю бываю.
– Я не был. Но мне говорили, что случилось. Брат рассказал. Хотел бы, однако, узреть это все воочию.
Айтверн откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза:
– Тогда напряги воображение, любезный друг. Представь Алмазную залу Эбонитового Дворца, представь все это великолепное общество, собравшееся на скамьях ее амфитеатра. Лорды в сюртуках и камзолах, с тростями, украшенными изумрудами и рубинами, с перстнями, от пламени чьих бриллиантов меркнет свет перед глазами. Представь там владельцев рудников и лесопилок, торговцев пряностью и шерстью, хозяев фабрик и мануфактур. Весь высший свет нашей великой столицы. И все эти люди кричат, спорят, брызжут слюной. Докладчики поднимаются на трибуну, трясут кулаками, сверкают молниями сквозь монокли. И все орут об одном. Конклав узурпировал власть в государстве - во всех государствах, что уж греха таить. Конклав предал интересы короны. Конклав не дает нам - им - развиваться, Конклав отказался передать построенную им энергетическую станцию в ведение магистрата. А ведь строилась эта станция на золото из нашей казны, напоминают они. И что же, Конклав дарит в наши столичные дома искусственный свет и проточную воду, как подачку, но может забрать ее в любой угодный ему момент? Конклав предоставляет нам машины, при помощи которых наши рабочие изготавливают товары на продажу, но он же берет деньги за этими машинами пользование. Разве это справедливо, кричали они. Из Домов Крови на заседание явился я один, мне и приходилось отдуваться за всех.
– Твой отец сотню раз заявлял, что понимает их душевную боль.
– Именно. Заявлял, но разве его обещания хоть слегка изменили положение дел? Нет, и это бездействие дома Айтвернов вызывает у сената еще большую ярость. Меня потребовали к ответу. Спрашивали, сколько еще мы будем кормить Иберлен пустыми надеждами, тем временем все крепче стискивая поводок на их шеях. Мануфактурщики были в ярости, а лорды их поддержали. Главным злом же они видели нас, Айтвернов. Войдя в доверие к королю, собрав вблизи его дворца совет волшебников, пестуя магию, мы, дескать, тем самым забрали себе всю власть. Сделали тоже самое, что стремился некогда сделать Повелитель Бурь - только посулами и подкупом, не огнем и железом. Я думал, кто-то и вовсе крикнет, что пора развешать проклятых эльфов на осине, как в прежние дни.
– Но ты отболтался.
– Разумеется. Наговорил какой-то ерунды. Обещал выступить перед Конклавом. Заступиться за интересы обычных, - Патрик хмыкнул, - не наделенных искусством магии смертных. Обычная чушь.
– Ленард сказал, за такую речь полагается награждать званием первого министра.
– Ленард преувеличивает. К тому же, я чародей, а если чародей станет в нашей стране еще и первым министром, все лорды закудахтают, что Тарнарих превращается в Таэрверн. Не обижайся, Остин, но после того, что выкинул твой отец, отношение к нам только ухудшилось.
Остин сделал паузу. Размешал ложечкой шоколадный десерт. Неторопливо, с неожиданным для себя изяществом, отправил порцию в рот.
– Мой отец, - сказал Фэринтайн осторожно, - говорит, что твой отец не совсем прав. Я к Совету еще не допущен, но дома слышу, как ты понимаешь, всякое. Мой отец полагает, что
– Заигрывать?
– Патрик чуть прищурился. Пил он не закусывая, и присутствие на столе десерта игнорировал.
– Возможно, я подобрал неверное слово. Но посуди сам. Что делает твой отец? Он ужом выкручивается, лишь бы придтись по душе сенаторам и купцам. Он говорит: "мы, маги, лишь слуги королевства, защитники против северной тьмы". А еще обещает им всем электричество и водопровод. Звучит прекрасно, но не слугу они в нем видят. Они видят двуличного сеньора, который задабривает своих крепостных красивыми посулами и объедками с господского стола. Пока они запрягают в свои кареты лошадей, а мы летаем по небу на металлических птицах, о каком служении может идти речь? Разумеется, они хотят равенства. Хотят наших технологий. Хотят иметь собственных ученых. Хотят иметь открытый университет. Вот только когда они это получат, мы им будем уже не нужны.
– Даже все университеты мира не подарят им магии, Остин.
– Не подарят. Но так ли она им нужна? Не на магии основано могущество Конклава. У наших эльфийских предков была магия, однако они сидели в своих полых холмах и не казали из них носа наружу, пока Антрахт правил миром. Миром владеют лучевые пушки и тектонические бомбы, геликоптеры и шагоходы, а не магия. Технологии позволяли солнецеликим управлять Землей. Конклав разграбил несколько уцелевших от Антрахта складов, и потому все Срединные земли смотрят нам в рот. Но что мы можем без этих игрушек? Ты, Патрик, или я, или наши отцы?
Патрик помолчал.
– Ты знаешь, магия не мой конек, - сказал он наконец.
– Вот именно. Но тебя учили телекинетическому удару. Как всех нас. Если надо, мы можем сбить с ног четверых противников. Или переломать кости одному. Отец может сжечь пару негодяев огнем, если те на него нападут, или сделать так, чтоб кровь в их жилах замерзла, или сердце остановилось. Ты тоже можешь, если постараешься, хотя наверно с большим трудом, чем он. Слишком много сидишь в своем сенатском кресле, и слишком мало занимаешься в Башне. Но это предел наших возможностей, Патрик. Поставь против нас десять стрелков с лучеметами - и нам конец. И пока люди с ружьями служат в наших Домах, мы диктуем миру законы. Отдадим это оружие миру - нас не станет. Скорее всего, от нас просто избавятся. Зачем колдуны, если есть наука? Одного чародея нужно учить годами. Простому солдату дал в руки разрядник, и никакое колдовство не поможет.
– Так говорит твой отец?
– И не только так, но и так тоже. Да я и сам могу кое-что подумать. Рассуди сам, что предлагает нам сделать твой лорд Ричард Айтверн - передать людям единственное преимущество, которое нас от них отличает. Что нам делать потом? Бежать к родственникам, за Каскадные горы? Не думаю, что мы сильно там нужны.
Патрик открыл глаза, которые до того с минуту держал закрытыми. Посмотрел на Остина внимательно:
– А как бы поступил ты, имей ты возможность решать?
Молодой Фэринтайн смешался:
– Вот уж не знаю. Языком болтать все горазды, сам понимаешь. Отец говорит, довольно показать шавкам из сената и гильдии их место. Он вроде и прав, да что-то мне кажется, уже поздно махать руками. Здесь, говоря языком Древних, поможет только ковровое бомбометание. Но я не думаю, что у нас наберется достаточно бомб, чтоб закидать ими всех наших недругов. Если к стенам Башни подойдет обезумевшая толпа, наши лучевые пушки и трети ее числа не выкосят, я полагаю. У нас нету своих заводов, Патрик, чтобы изготовить на них подобное оружие, у нас нету инженеров и не хватит рабочих. За триста лет все, что мы успели - выкопать из земли те сокровища, что Антрахт нам оставил, и научиться ими пользоваться. Мы играем чужим наследием. Станки и турбины - все, что мы начали производить сами. Нам не собрать лучевого ружья или новый орнитоптер. Для этого нам нужны люди, много людей.
– Фэринтайн усмехнулся.
– Это замкнутый круг, Патрик, как ты понимаешь. Оружия, которым мы располагаем, не хватит, чтоб удержать власть - а новое оружие не собрать без тех, кто желает нас власти лишить. Тебе не кажется, что работа Конклава немножечко зашла в тупик?