Последний из чародеев
Шрифт:
– Я вообще ношу с собой эту железку только приличия ради, - Патрик неожиданно расслабился, словно ощутил себя наконец в привычной себе стихии.
– Вы уж простите великодушно, герцог Тарвел, сознаю, вам непросто будет принять подобное. Однако век меча и секиры минул - и минул, я надеюсь, безвозвратно. В дни вашей молодости судьбы мира решали сталь и огонь, требюшет и атака рыцарской конницы. Теперь миром правят хартии и альянсы, перо и чернила, соглашения и договоры. В этих делах я такой же умелый генерал, как вы были в своих. Вот только ваше время прошло, а мое - настает.
– Вы хорохоритесь, Айтверн.
– Нет. Это вы и ваши клевреты норовите меня запугать, а я отвечаю вам - запугать не выйдет. Полноте, сударь. Мне ли не знать приемы, какими ваша клика по старинной
– Я знаю, кто вы, а вы знаете, кто я. Довольно мне сказать одно только слово - и королевские инспектора явятся в ваш домен, разбирая, сколько податей вы не уплатили за прошлый и позапрошлый год, сколько судебных решений ваши бейлифы вынесли в обход государственных законов, сколько золота и серебра ваши приказчики не отдали в казну. Не заставляйте меня переходить от угроз к действиям, герцог.
Джеральд Тарвел смотрел на Патрика молча, наверно, с минуту. Тяжело вздыхал, топорща седые усы. Сжимал сильной рукой костяной эфес. Остин аж затаил дыхание, наблюдая, чем кончится перепалка. О Тарвеле он знал, что тот является одним из главных сенатских лоббистов Гильдии фабрикантов и Гильдии свободной торговли - и также едва ли не главным противником всевластия Конклава. Все последние десять дет Джеральд Тарвел неуклонно старался воспрепятствовать инициативам Ричарда Айтверна, а потом и его сына - и сторонников у него в этом деле нашлось немало. Промышленный переворот, начатый силами Конклава, и вовсе вызывал у Тарвела оскомину напополам с зубной болью. Он называл эту затею предательством интересов королевства, апеллируя к убыткам всех свободных мануфактурщиков и занимающихся мелкой торговлей джентри, которые неизбежно разорятся, если развертываемая сейчас в предместьях столицы сеть заводов станет массовой и охватит весь Иберлен.
Наглость, с которой Патрик держался, Фэринтайна удивила. Он не знал, в самом ли деле молодой Айтверн вхож к королю Грегору настолько, чтоб иметь возможность уверенно разбрасываться подобными угрозами - но держался сын лорда Ричарда уверенно, будто и не сомневался в весомости своих слов.
Наконец герцог Тарвел тяжело сказал:
– Я полагал, вы станете мне грозить своим богопротивным колдовством.
– Полноте, - ответил Патрик беспечно.
– Грозить вам оружием, которого нет у вас, но которое есть у меня? Это было бы недостойно, а я все-таки, как и вы, рыцарь. К тому же, желай я применить чары, мне пришлось бы вас убить, а разве кто-то из нас желает чьей-то смерти, лорд Джеральд? Вы не присылали мне вызова на дуэль, да и я вам тоже не присылал. И к чему было бы лишать Стеренхорд столь достойного и уважаемого своими вассалами сеньора? Нет, позвольте, касаться в разговоре магии было бы омерзительно некрасиво. Вы - верный слуга нашего пресветлого короля и я его также верный слуга. У нас бывают разногласия, но это не повод опускаться до угроз смертоубийства, тем более смертоубийства при помощи инструмента такого низменного, как колдовство. Я ваши слова понял - и надеюсь, вы поняли мои.
Тарвел еще помолчал - секунд десять примерно.
– Это был интересный разговор, сударь, - сказал он наконец.
– Возможно, нам стоит продолжить его - за бутылкой астарийского, в моем поместье. Если ваши дела, сударь, позволят вам выделить для вздорного ворчливого старика один-единственный свободный вечер.
– Без сомнения, позволят. Я был бы последним глупцом, осмелившись пренебречь приглашением в гости от такого уважаемого человека, как вы. Что скажете о следующем вторнике? Я буду в этот день свободен, да и вы, насколько знаю, не планируете никаких встреч.
– Вполне, - Тарвел кивнул.
– Вполне. Я буду рад поговорить с вами по душам, юноша. Возможно, - он чуть помедлил, - возможно это окажется несколько более увлекательно, чем мои прошлые беседы с вашим высокочтимым батюшкой. Сейчас же позвольте откланяться. Хотя я и не поклонник фривольных сценок, для меня уже приготовлена ложа,
– Разумеется, герцог, - Патрик учтиво, будто и не было только что напряженного разговора, поклонился.
– С моей стороны было бы низостью задерживать вас и впредь. Идите, и получите от этой низкопробной комедии столько удовольствия, сколько она заслужила.
Только молодые люди раскланялись с сюзереном Железного замка и поднялись в уже заполненный публикой вестибюль, как Остин Фэринтайн дернул Патрика Айтверна за рукав:
– С ума совсем сошел?
– спросил эринландец тихо.
– Не мое конечно собачье дело, но когда твой любезный отец сваливал на тебя государственные дела, вряд ли он имел в виду нечто подобное.
– А что такого? Что не так в моем поведении?
– недоумение, выказанное потомком драконьих герцогов, казалось абсолютно естественным.
– Ты ведешь себя так, Остин, будто преподавая тебе основы магии, твой любезный отец подзабыл преподать тебе основы политики. Или политика Эринланда ограничивается вооруженным проникновением в чужие дворцы?
– Патрик ухмыльнулся.
– Все предельно просто, смотри. Тарвел желал прощупать меня. Для него я темная лошадка, просто мальчишка, выступающий с трибуны. Моего отца он не любит - но допускает, что сможет вести какие-то дела с его сыном. Он попробовал напугать меня - грубо, нагло, как пугают желторотых юнцов. Я показал, что не робкого десятка, плюс намекнул на имеющиеся у меня связи. Он это учел, предложил продолжить беседу в приватной обстановке. Там, если я не дам слабину, Джеральд все же выставит мне какое-то предложение, предмет торга - а я подумаю, стоит принимать его условия или нет. Я не знаю, как у вас, на востоке, но здесь дела делаются так.
– Вот как, - пробормотал Остин.
– Я, кажется, в самом деле слишком много внимания уделял волшебству, пока ты здесь постигал премудрости царедворства.
– Волшебство не всесильно, мой эринландский друг. И науки Древних не всесильны, сколько бы их не превозносили покрытые ветошью ученые Башни. Хотя разумеется, даже плохой лучемет всяко лучше хорошего арбалета. Тем не менее, все это пусто, никчемно и бренно. Не всемогущи даже интриги и обман, не всевластны ложь и посулы. Подлинным могуществом наделен лишь тот, кто умеет ловко совмещать подобные низменные приемы. Перечисленные мной - и еще примерно сотню других.
– Патрик Айтверн посмотрел в сторону занавешенной алым занавесом арки, ведущей в концертный зал, где уже собиралась полная предвкушения толпа, и его лицо неожиданно посветлело.
– Идемте, мой друг. Бенефис милой Марты вот-вот начнется. Нас ждет прелюбопытное представление - не стоит его пропускать.
Глава третья
Катриона проснулась ближе к утру, от кошмара. Сон был почти привычный - тот же самый, что являлся ей с самого момента инициации, много лет подряд, не меньше двух или трех раз в месяц.
Огонь и свет. Раскалывающаяся трещинами земля. Рушащиеся в бездну высотные здания - в два, в три раза более величественные, чем нынешняя Башня Конклава. Пепел, застилающий небо. Вспышка, потом еще одна.
Катриона открыла глаза, тяжело дыша. Осторожно вылезла из-под одеяла, стараясь не разбудить Ричарда, опустила босые ноги на устланный дорогим восточным ковром пол. Айтверн за ее спиной все же пошевелился, и Катриона подавила раздраженный вздох. Меньше всего ей хотелось сейчас тревожить старого друга, и без того терпевшего ее вечно беспокойные, взбудораженные метания по постели.
– Опять тоже самое?
– спросил Ричард, садясь в постели.
– Мне пора привыкнуть. Видно эти кошмары - мой личный рок. Я зажгу свет, хорошо?
– Разумеется.
Девушка подняла руку. Коснулась энергетического потока, закрутила две линии его в телекинетический импульс, толкнула этим импульсом в клавишу переключателя, выступавшую из стены над тумбой со стороны Ричарда. Прикрепленные к потолку световые панели немедленно зажглись, наполнив комнату мягким серебристым светом.
– Я покопаюсь в твоем баре?