Последний из миннезингеров (сборник)
Шрифт:
Шерстяные носки прибыли через два месяца, в самый разгар лета.
В то утро я гонялся по дому за своим огромным персидским котом, который по-тихому испортил старенький, но добротный диван.
Наконец, я загнал кота в угол, но бить усладу глаз моих рука не поднимались.
«Как для некоторых невыносим запах мочи, так для меня невыносимо его отсутствие», – виновато произнес кот.
А если он этого не произнес, то что-то подобное можно было прочитать в его огромных желтых гипнотических глазах. Но философская
– Чегой-то? – поинтересовалась Люба, ставя у порога продуктовую сумку времен позднего застоя.
– Диван пометил.
– Хозяйка где?
Я промолчал. Хвастать было нечем.
– Иди-кось погуляй, – приказала Люба и потянулась к коту, не вдруг обратившему к ней свой величавый взор.
– А…
Но Люба строго посмотрела на меня, и я ретировался на крыльцо.
Закурив сигарету, я стал думать о жизни, но что-то мешало моим размышлениям.
– Гвозди, что ли, где-то забивают? – произнес я вслух, но вдруг услышал тоненькое жалобное мяуканье.
Пораженный догадкой, я запулил окурок в огород и помчался в дом.
– Кто-тут-блядь-на-ссал?! – речитативом повторяла старушка, на каждый слог тыча кота носом в деревянный подлокотник.
Я не решился вмешиваться в воспитательный процесс, который, кстати, оказался очень эффективным.
– А это тебе-ка, – сказала напоследок Люба, доставая из сумки что-то, плотно замотанное старыми газетами. – На-кося. Потом-от посмотриши, – добавила она, почему-то зарделась и, не попрощавшись, вышла.
В том свертке я нашел толстые шерстяные носки светло-бордового цвета.
– Нет, Люба у меня не объявлялась, а что? – отвечал я медсестре ровно через год после Любиного визита.
– Просто… Она пропала из палаты. И ее соседки утверждают противоположные вещи. Одна говорит, что Любу два часа назад похитили пришельцы, а другая – что она отправилась в гости к вам.
«Хорошо бы», – вдруг подумал я о второй версии.
В этот самый момент огненный шар в небе разлетелся на мириады ярких частиц.
Было душно, и я отправился на двор посидеть на скамеечке, но скамеечка оказалась занята.
– Здорово-кось! – приветствовала меня Вешнякова. – Ну чего… С днем рожденья… Не утерпела… Дружок-от мой…
Люба заплакала. Я стоял, смущенно переминаясь с ноги на ногу. По дороге проехал мужик – на велосипеде и в одних трусах. Люба высморкалась и перекрестилась. Идущие на дискотеку в сельский дом культуры девицы, увидев эту сцену, заржали.
– Чиво, девоньки, на продажу пошли? – подмигнула им враз повеселевшая старушка.
От греха подальше, и просто потому, что был очень рад гостье, я потащил ее в дом.
– Приветы, Сашка. Помираю! – весело сказал в телефонную трубку Люба еще через
– Нормально, – оторопело ответил я.
Мы поговорили о котах, девках, капустной рассаде и людях, провожая которых в последний путь, я встречался с Любой у дверей городского морга и внутри него.
– Не горюй, Сашка, – напоследок сказала она слабеющим голосом. – Человек-от родится на свет хорошим. Да-а… Потомока делается плохим… И движется в сторону лучшего до самой смерти.
Бордовые шерстяные носки, которые связала для меня моя подруга, Любовь Ивановна Вешнякова, санитарка городского морга, со временем износились в труху – и вчера я сжег их в печке, когда топил баню.
Де-во-чка!
В Коноше меня едва не ссадили с поезда…
(С 2000 по 2004 год мне приходилось довольно много путешествовать. Конкретнее – ездить поездом. И вот сегодня я как-то взял и задумался, тянет ли хотя бы один из моих дорожных эпизодов тех лет на маленькую миниатюрку?
Попробовал даже представить себе рассказец на тему, как я еду в вагоне, где сплошь одни урки, что-то вокруг меня затевается, но тут моим соседом оказывается паренек, два года отслуживший по контракту в Чечне, мы начинаем держаться вместе (за кружки с кофе, ибо даже на пиво сбережений наших недостаточно), и урки сразу отпрыгивают от нас, отправившись в поисках несостоявшейся жертвы в соседний вагон.
Показалось слабо. Нет мордобития. Если бы нас, например, прирезали и выбросили с поезда, читать было бы интереснее, а вот писать – некому.)
…В последний момент что-то человеческое мелькнуло в глазах сержанта, он словесными пинками загнал меня, пьяного в дым, на верхнюю полку да и оставил в вагоне…
Тоже чего-то не хватает. Еще хуже, чем про урок, получился бы текстик. Текстик-пестик.
Эротический эпизод… Который едва не стал порнографическим, но моя попутчица выпила на стакан меньше, а я на стакан больше необходимого и достаточного условия для того, чтобы…
Просто мерзко. Да и валом вали таких текстов-секстов.
И только я раздумал писать миниатюру на тему путешествий 2000–2004 годов, как вдруг…
– Де-во-чка! – эхом из недалекого прошлого раздалось во мне.
Он буквально извел меня этим криком за три часа пути.
Я подсел в вагон около шести вечера. Билеты в кассе вологодского вокзала были только на проходящие поезда, и я купил билет на адлерский, который возвращался с юга на север, в Архангельск. Ехать до пункта назначения мне нужно было часов шесть с небольшим. По сравнению с моими соседями, загорелыми курортниками, пилившими домой вторые сутки, это была просто-напросто пригородная прогулка.