Последний из нас

Ветошкин Игорь Владиславович

Артем, скрипя зубами, видел, как дикарь взял его тесемку, порылся, потом вывалил всё содержимое на землю, собрал сухари, консервы и приглянувшиеся вещицы, не глядя, с отвращением отшвырнул дневник. Железная выдержка, усиливаемая страхом, удержала молодого врача от роковой ошибки, а как хотелось, выстрелить в туземца. Только сейчас Артём заметил за собой такие мысли, тут в диких землях смерть бродить повсюду, и она так близка, что уже не является, чем — то неординарным и противоестественным. Парень чувствовал неодержимую злобу на этих лесных жителей, и он готов был пойти на убийство, ведь стрелять с далека

из огнестрельного оружия не так страшно, как зарезать врага ножом.

Поев, нагрузив рюкзаки трофеями, обвешавшись автоматами охотников, туземцы повели полон из пяти охотников в глубины леса. Пленники, только отошедшие от действия транквилизатора, медленно волочились вслед за дикарями, даже не промышляя о бегстве или сопротивлении. Дикарей было много, около тридцати человек, но двигались они быстро и бесшумно.

Артём лежал тихо, крепко сжимая пистолет Макарова. Когда туземцы скрылись, парень выбежал из укрытия, схватил свою тесёмку, бережно оттряхнул дневник, и положил на положенное место. В рюкзак он кинул карандаш, порыскал взглядом в поисках чего — нибудь нужного. Грачёв понимал, если хочет догнать туземцев, то надо спешить, но на сердце было невыносимо тяжело. Он присел рядом с мёртвым часовым, с трудом сдерживая слёзы.

Было холодно, на лес спустился туман. Мокрая, липкая, холодная одежда липла к телу. Снимать с мертвецов сухую, было противно, но ничего больше не оставалось. Переодевшись в камуфлированную форму охотников, Артём накинул чёрный плащ туземца. «Так у меня будет возможность ввести дикарей в замешательство, надо увеличить сходство» — с этими мыслями парень положил свою ладонь в кровавую лужу. Когда липкая рука оторвалась от лица, Грачёва чуть не стошнило. Делать отпечаток ладони на своём лице чужой кровью было ужасно противно.

— Надо! Так надо, я должен спасти Антона, он рисковал ради меня, и спас мне жизнь, далеко бы я убежал со связанными руками? Смог бы убить туземца? За мной должок! Ради отца, ради дядь Саши, ради Шерхана, ради Антона!

Посмотрев на отцовские часы, и ощутив прилив сил и поднятие духа, Артём бросился в лес.

3

Контора контрразведки НОР.

Данил стоял, опустив голову, он не ожидал, что Палкин так скоро вернётся к проваленному заказу.

— Какой же ты идиот, мало того, что машину засветил, так ещё и ума хватило с федерального автомата палить! Ладно, бесполезно тебя учить, вот.

Гавриил кинул на стол картонную книжицу, на обложке красовался гордый золотой лев.

— Документы, по — своим, конечно, светится не надо.

— Что делать?

— Поедешь в Смоленск, в главное управление полиции, попросишь изъять вещественные доказательства, те пули, которыми вы ночью по Мухину палили, ясно?

— Вроде не сложно.

— Так и есть, если ещё раз не облажаешься получишь награду.

Капитан государственной безопасности, как верный пёсик, облизнулся, и его глаза засветились при словах о награде.

— И запомни, Данил, от этих пуль зависит наша жизнь, ты понял?

— Я вас не подведу!

Когда наёмник вышел, Гавриил остался совсем один в своём кабинете. Он имел чудовищное самообладание, но последние события доконали его. Палкин достал крупные сигары, поджёг, блаженно затянулся, выпуская дымок изо

рта. Он не курил уже года два, всё отучал себя от этой вредной привычки, но тут это было необходимо, надо было расслабится.

Глава 11 Следопыт

Леса под Промградом.

Пять патронов в Макарове, кинжал, кровавый отпечаток на моём лице, плащ туземцев, мой дневник, который тут не помощник. Он только помогает мне не сойти с ума. Пустой желудок, дикая усталость. Что ещё мы имеем? Пожалуй, ничего. Разве, что ещё я потерял следы.

Артём грустно вздохнул, закрыв дневник. Его одолевал голод, страх, усталость, как физическая так и моральная, а ещё было очень холодно. Многие люди не знают этого чувства в такой мере, как его испытывал Грачёв. Да многие ли пережили столько, сколько досталось этому парню? Нет. Кто отважился бы, отправится вслед за дикарями, спасать единственного друга? Не многие. Артём винит себя в трусости, но не замечает, как идёт на мужественные и смелые риски.

Он бежал весь день, напрасно он искал следы на тропе, туземцы ими не пользуются. Уже темнело, когда ликуя от радости, парень понял, что ему за всё последнее время повезло. Слабые ребристые вмятины и отпечатки на грязи — это следы туземцев! Наконец — то! Теперь спешить, чтобы не потерять единственную надежду снова.

Следы петляли между деревьями, пересекали тропы, ручьи, овраги, но с каждым метром становились отчетливее. «Туземцы рядом» — догадался следопыт. — «Теперь надо выбирать тактику. У меня много шансов влиться в их толпу, но рискованно, дикарей немного и, скорее всего они знают друг друга в лицо. С боем прорваться я тоже не смогу, куда с пятью патронами в этой игрушке? Прокрасться в ночной лагерь? Плохая идея, из меня разведчик никудышный, а туземцы дети лесов, они чуткие, внимательные и инстинкты у них звериные. Как тогда? Ладно, решу на месте».

Мягкий приятный свет заката наполнил лес. Под кроной деревьев стало ещё темнее. Идти было трудно, настали такие заросли, где казалось, не ступала нога человека. Артём еле волочил ноги, острые палки, цепкие ветки, колючие кусты то и дело хватали уставшего путника. Глаза устали всматриваться в следы, хотелось свалиться прямо на землю и уснуть. Но прежде поесть, до отвала! В тоже время, когда Грачёв молился о еде, перед глазами предстал огромный малинник.

— О Боже, ты, услышал меня? — с хохотом парень прыгнул в колючие кусты, хватая переспелые, сочные, осенние ягоды.

Артём был рад этому чуду, он упал на колени, жадно хватая еду грязными руками, запихивая крупные пригоршни в рот. Хороша малина, ни пить не хочется, есть тоже хотелось гораздо меньше. Ласковый лучик уходящего солнца нежно поплыл по лицу Артёма. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к дереву, и невольно наслаждался тишиной, покоем, сытостью, которая приятно растекалась по всему телу. «Вставай! Нельзя сейчас лежать, ты уснёшь, и упустишь туземцев, вставай!» — твердил себе Грачёв, но он бессилен был против усталости, две бессонных ночи сказались на его состоянии. Парень даже не заметил грани между думами и путешествием в мир грёз. Тело отдыхало, а разум продолжал интенсивно трудиться. Поэтому Артём и не заметил перемен, когда снова открыл глаза.