Последний ключ
Шрифт:
Кучка людей в цветастых одеяниях, стоявшая посреди огромного величественного чертога, выглядела потерянной, жалкой и до безобразия безвкусной. Их было с полсотни человек, не считая многочисленных стражей в красно-черных одеяниях. Всего десятков пять-шесть человек, хотя этот зал мог вместить в сотни и сотни раз больше.
Мое появление было встречено молчанием и до тех пор, пока я неторопливо не подошла к широкому помосту в три ступени, ведущему к Рысьему трону, никто не произнес ни слова. Передо мной спешно расступались, оттого мне не приходилось замедлять шаг. Кто-то был слишком потрясен, кто-то жадно разглядывал меня, впервые увидев, кто-то торжествующе улыбался.
Безмолвие нарушил сам Горностай.
– Извольте приветствовать Оливию
Холеные окольцованные пальцы взметнулись вверх, губы изогнулись в улыбке, но глаза остались пустыми и холодными. На внушительном серебрянном Рысьем троне белоголовый Эльяс выглядел смертельно бледным и бесцветным - роскошное белоснежное одеяние в этот раз сослужило ему плохую службу.
Странное, ни с чем не сравнимое чувство овладело мной, когда я увидела осквернение трона моих предков. Исчез мучительный страх за свою жизнь и честь. Исчезло все то, что заставляет нас молчать в минуту опасности и хранит от необдуманных поступков. Холодная ярость затуманила мне голову и лишала всего того, что называется чувством самосохранения.
– Счастлив такой чести, Великая леди, - с чувством произнес невысокий круглый человечек, привычно сгибаясь в мудреном придворном поклоне. На губах его играла улыбка, однако темные глаза отнюдь не смеялись и в их настороженном прищуре мне виделась изворотливость старого лиса. На его широкой перевязи посла раскинул ветви дуб с четырьмя звездами сверху.
– Разве на гербе Маэдрина дуб?
– деланно удивилась я, - А не стервятники? Вечно они слетаются на падаль.
– Э-э, Великая леди...?
– улыбка посла стала натянутой, а я уже повернулась к другим. Ренейдов с их кричащими одеждами и нелепыми прическами я встретила холодно-презрительным взглядом и язвительной усмешкой, а вот от приветствия киттам удержаться не смогла.
– Приятно видеть дорогих соотечественников..., - испуганные и шокированные лица моих подданных робко исказились кривыми заискивающими улыбками, - ...живыми. Вот виселицы, признаться, не люблю. Особенно когда там болтаются не те, кто должен. Но это скоро изменится...
Опасность пьянила мою голову и срывалась с языка дерзкими словами и язвительным тоном. Понимала ли я с чем играю? О да!
Две иларры не сдержались, дружно охнули и тут же зажали руками рты, еще одна пошатнулась и отступила на шаг назад, наступив на ногу испуганному мужу, дородному илару из западного Мерона. Да и остальные мужчины были бледнее обычного. Нескольких из них я неплохо знала и с удивлением для себя отметила: на поклон к Эльясу прибыли отнюдь не бедные дворяне. Что их заставило? Боязнь за свои кошельки? Жажда урвать власть, которой они были лишены из-за более сильной лакитской знати? Или обычный страх за свою жизнь, боязнь за домочадцев?
– ... не правда ли, мой будущий муж?
Эльяс нахмурился. Несколько долгих секунд он молчал, задумчиво глядя на меня сверху вниз.
– Моя будущая жена заслужила свадебного подарка, - губы Горностая неожиданно дрогнули в мимолетной улыбке, похоже, мои слова он счел весьма забавными, - Я дарю ей все виселицы в городе. Пусть использует их, как пожелает.
Я склонила голову в легком поклоне, краем глаза заметив страх и отвращение на лицах киттов, как и разочарование в позах ренейдской знати - очевидно то, что кнес пошел на поводу у женщины, сильно расстроило их. А вот Эльяс меня отрезвил. Самообладание его оказалось непробиваемым.
Мои смотрины оказались не единственным гвоздем сегодняшнего приема. Часть киттов, стыдясь и смущаясь, дружно подала прошение прибрать к рукам соседние с их имениями земли, разоренные... хм... в результате в войны и ныне пустующие, поскольку прежние хозяева сбежали... почему-то... а они, добропорядочные подданные нового короля, в ответ будут счастливы предоставить рекрутов в его армию.
Яд уже готов был сорваться с моего языка, однако Эльяс меня опередил и его ответ, как ни странно, меня вполне удовлетворил. Горностай обязал их за собственные средства отстроить
Потом я с интересом слушала торг Горностая с послом Маэдрина, узнав при этом много для себя полезного и изредка балуя публику язвительными замечаниями. Как оказалось, король Катуар уже с полгода назад поспешил прислать Эльясу Ренейдскому заверения мира и дружбы, а теперь желал эти самые заверения подтвердить, и попутно выяснить намерения кнеса продвигать свои войска на юг. Весна, как-никак, пора военных маршей. Горностай посла не разочаровывал: ни разу не сказав ни да, ни нет, он умело переводил разговор на торговые пошлины и безопасность дорог, на нужды войск и нужду в наемниках. Посол пытался намекнуть на хорошие откупные, если Ла-Ренейда повернет на восток или запад и забудет про юг, про поход на Маэдрин. Горностай напомнил об обещанной, но так и не полученной помощи в Лонеле и на юге Прунта. Посол с обидой упомянул об исчезнувших торговых караванах, шедших ко двору Катуара, Горностай расхвалил рабов, проданных в Ламе. Когда, наконец, посол прямо спросил, какой выкуп желает получить великий кнес за племянника короля, я едва не раскрыла рот от удивления. Оказывается, вся эта получасовая словесная баталия была всего лишь прелюдией к главному торгу сегодняшнего дня: на юге Лонеля ренейды схватили юного Галада, сына сестры Катуара, с отрядом отчаянных головорезов под шумок захватившего перевалы, ведущие на восток, в Ламу, и грабившего всех подряд. Маэдрин желал вернуть непутевое дитя домой, если цена окажется приемлемой, однако поступаться своей безопасностью не решился. Посол и Горностай сошлись на том, что Галаду все же придется нести отвественность за свои поступки и Ла-Ренейда сама назначит ему наказание, а за причиненный ущерб Маэдрин отделается малым - откупится отданными без боя двумя стратегическими крепостями. Судя по тому, как довольно потирал руки эмиссар Катуара, такой исход торга устраивал всех: провинившегося молодчика даже дома видеть не хотели и продали за весьма скромную цену.
Не знаю, чем закончился бы этот прием, но он был прерван появлением начальника стражи. Получив дозволение приблизиться, рослый мощный воин встал на колено перед троном и что-то тихо сказал Эльясу. Тот встал, глашатай сильным и четким голосом объявил о завершении приема, все, кроме меня, склонились в низком поклоне, пока кнес стремительным быстрым шагом не проходил мимо.
Впрочем, рядом со мной он на мгновение задержался, подхватил меня под локоть и поволок к выходу, отчего мне приходилось буквально бежать.
– Женщины в Ла-Ренейде благоразумно молчат, когда говорят мужчины, - ровно сказал он, стремительно вышагивая по сверкающим узорчатым плиткам пола.
– Ты до сих пор думаешь, что ты в Ла-Ренейде?
– бесстрашно рассмеялась я, - Оглянись!
Эльяс резко остановился, сильным рывком разворачивая меня к себе так, что мы оказались друг перед другом нос в нос.
– Благополучие твоего народа, женщина, - светлые глаза источали ледяной холод и едва удерживаемую ярость, - напрямую зависит от твоего собственного благоразумия. Если в следующий раз тебе захочется испытать мое терпение, вспомни об этом. Виселицы - не единственный способ сокращать поголовье киттов.
– Я запомню, - медленно кивнула я, хотя кровь застила мне глаза кипящей яростью, - ВСЕ запомню.
Эльяс швырнул меня в руки подоспевшей охраны и служанок и вышел вон, сопровождаемый вооруженным до зубов эскортом.
На лестнице гнев схлынул и наступило разочарование из-за собственного бессилия. Я вздохнула и быстро пошла вперед, оставив свою извечную охрану (нет, все же конвой!), шумно топать сзади. Между делом нашлась возможность прочесть записку, о которой я уже почти забыла. Содержимое ее меня так обрадовало, что мне едва хватило выдержки оставаться спокойной.