Последний коммунист
Шрифт:
– Кто?
– Товарищи новые коммунисты!
– Они услышали голос Ильи и, хотя знали, что он появится здесь, в своем подполье, вздрогнули разом от неожиданности. Илья стоял внизу и смотрел на соратников вызывающе насмешливо.
– Танцуй, - приказала Анджела Дэвис, и они продолжили танец.
Насмешливость во взгляде Ильи сменилась озадаченностью.
– Пошли купаться, - предложил он, но танцующие старательно делали вид, что его не слышат.
– Поцелуй меня, - приказала шепотом Анджела Дэвис.
Ким
Илья засмеялся.
– У вас что, от страха крыша поехала?
– спросил он, скидывая рубашку.
– Бум! Джи! Кия!
– недовольно пробормотал Ким.
Анджела Дэвис забыла про партнера по танцу, повернулась к Илье и закричала:
– А знаешь, кто не дал хрустальный храм взорвать?
– Ну, и кто же?
– Илья стоял подбоченясь и смотрел очень насмешливо.
– Бог!
– выпалила Анджела Дэвис.
Илья заливисто засмеялся:
– Я так и знал...
– Чего ржешь?!
– оскорбленно завопила Анджела Дэвис.
Илья посерьезнел.
– В таком случае я - Бог. Это был муляж. Муляж, понимаете? Я и не собирался его взрывать. Коммунисты - не варвары. Но предупредить их мы были должны. Я написал там - "НОК". А для вас это была проверка. Вы ее не выдержали, поэтому я объявляю вам выговор. Строгий выговор. А теперь пошли купаться, - закончил он и стал расстегивать джинсы.
– Печенкин!
– выкрикнула вдруг Анджела Дэвис.
Похоже, Илья не ожидал это услышать.
– Илья Печенкин!!
– продолжила свою атаку мулатка.
– Думаешь, не знаю? Да я это давно поняла! Печенкин ты, вот ты кто!
Родовая фамилия Ильи звучала в устах девушки, как ругательство.
– Пошел к черту, Печенкин!
– Послушайте... Товарищи...
– робко и безуспешно пытался урезонить ее Илья.
Анджела Дэвис не унималась:
– Пошел к черту!
– Я исключаю вас из НОКа!
– крикнул Илья.
– Пошел к черту со своим НОКом, - ответила на это Анджела Дэвис.
– Вы - не коммунисты!
– Пошел к черту со своими коммунистами!
Анджела Дэвис схватила Кима за руку и повлекла за собой к стоящему вдалеке горбатому "Запорожцу".
Поддерживая штаны, Илья растерянно смотрел им вслед. "Запорожец" на удивление быстро завелся и скоро исчез.
– Параграф шесть, - задумчиво заговорил Илья.
– Суровый для себя коммунист должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви и благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единой холодной страстью революционного дела...
Джинсы свалились на землю, он сковырнул с ног кроссовки, стянул трусы
– Для него существует только одно утешение, одно удовлетворение - успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель беспощадное разрушение.
Илья вошел в обжигающе холодную воду, нырнул и поплыл, крича:
– Стремясь хладнокровно и неустанно к этой цели! Он должен быть всегда готов и сам погибнуть, и погубить!.. Своими руками все, что мешает ее достижению!..
XXVIII. У этих богатых не поймешь
1
Как таинственное восточное божество, покойное и невозмутимое в собственной значимости, полупрозрачный, пронизанный кровеносными сосудами, внутриутробный человек не раскрывал глаз и делал какие-то знаки то одной рукой, то другой: то ли звал, то ли отталкивал.
– Володька!
– восхищенно прошептал Печенкин и с силой сжал Гелино колено. Геля не поморщилась, а улыбнулась. Они сидели рядышком на маленьком низком диванчике и смотрели в экран телевизора.
– А знаешь, что профессор сказал? Что он давно не видел такого здорового ребенка.
– Геля, кажется, поглупела в своем счастье материнства.
– Ну, ясное дело, - согласился Печенкин.
– А сейчас самое главное, смотри, сейчас он пальчик в рот положит... Смотри!
– И божество на экране действительно сунуло палец в розовый беззубый рот.
– Вот видишь? Видишь?
– счастливо вопрошала она, заглядывая в глаза любимому мужчине, отцу своего ребенка.
Печенкин зажмурился от счастья.
Видеоизображение кончилось - запись внутриутробной жизни длилась совсем недолго.
Владимир Иванович улегся на диван, подобрав под себя ноги и положив голову на колени Гели.
Она смотрела на него ласково и нежно гладила по волосам.
– Еще разик крутани, - шепотом попросил Печенкин.
– Тебе надо домой, - тихо напомнила Геля. За окнами стояла темень. На часах было четыре.
– Ну еще ра-азик, - повторил он свою просьбу.
– Тебе надо домо-ой, - вновь напомнила она.
Печенкин резко сел, пригладил ладонью волосы и, глядя в темный экран, проговорил спокойно и убежденно:
– А я дома. Я - дома! И ты моя жена. А Володька - мой сын.
Геля нажала на кнопку пульта, и на экране вновь появился внутриутробный человек.
– Володька... Воло-одька...
– обхватив руками голову, счастливо запел Печенкин.
– Мы с тобой... Все не так будет, все по-другому - правильно! Обижать никого не буду, обманывать никого не буду. А ты с меня пример будешь брать. Мудрость простая, Володька, мудрость простая: "Сын честного человека всегда честен, а сын вора обязательно вор".
– Владимир Иванович резко поднялся, сунул руки в карманы брюк, заходил взад-вперед по гостиной.