Последний костер

Козлова Виктория

Хаган сражался холодно и расчетливо. Он не был одержим яростью битвы, он не искал себе противников, не стремился покрыть себя славой. Его задача – прикрывать Каару, и именно этим он и занимался, не отвлекаясь ни на что другое.

Один из воинов Сохора подобрался слишком близко к жрице. Хаган, занятый с другим противником, никак не успевал на помощь, но просвистевшая мимо стрела впилась прямо в шею врага. Не нужно было смотреть на белое оперение, чтобы понять, кто сделал выстрел. Только Мэрген, лучник, благословленный богами, мог стрелять в такую кучу-малу, и при этом

попасть именно туда, куда целился. Что ж, сегодня именно его друг стал благословением Иштар для юной жрицы.

Враги закончились внезапно. Только что Каару упивалась битвой, яростно смеясь и пронзая людские тела, отсекая конечности, а вот уже она стоит одна, окруженная трупами, а за спиной Хаган спокойно вытирает меч об одежду ближайшего убитого.

– Все? – хрипло спросила жрица.

– Вроде все, – ответил брат, вкладывая меч в ножны. – Ты как?

Каару хотела было ответить, но внезапно огонь, пронизывающий все тело, будто потух, и накатила слабость. Пошатнувшись, она бессильно выронила мечи, ставшие вдруг неподъемно тяжелыми. Хаган, очевидно, ожидавший такого, подхватил ее, помог сесть.

– Ничего, ничего, скоро станет легче. Посиди, отдохни, а там уже и в лагерь вернемся.

Определенно, он знал, что происходит – жрицы Иштар называют это «откат». Да и сложно не знать, когда твоя собственная жена без пяти минут Высшая жрица. А еще он знал, что теперь Каару абсолютно бесполезна как воин: после отката жрицы, особенно младшие, слабы как котята, и на восстановление им требуется несколько дней. Каару была сильна верой, уже к вечеру она придет в норму, но сейчас ей было тяжело просто сидеть.

Тошнота накатывала на девушку волнами. Один раз, ее, вроде бы, даже вырвало, но Каару не помнила. Все было как в тумане, она очень слабо осознавала, что происходит. Она сидела на земле, и брат что-то говорил ей, но она не понимала что; однако голос его, успокаивающий, надежный, одним своим звучанием приносил облегчение. Она не помнила, сколько просидела там, однако вскоре ей помогли встать, и они пошли куда-то. Каару с трудом переставляла ноги, но Хаган и Мэрген поочередно помогали ей идти, практически несли жрицу. А может, и несли, она не помнила.

В себя Каару пришла только в лагере. Уже почти стемнело, плотные сумерки окутали стоянку орды. Оглядевшись, Каару поняла, что находится в одной из палаток старших жриц.

– Очнулась? – раздался голос откуда-то сбоку.

Повернувшись, Каару увидела незнакомую жрицу, ужасно старую, всю сгорбленную и скрюченную, с копной седых волос, собранных на макушке.

– Я не была в битве, – усмехнулась старуха, угадав ее мысли. – Даже благословения повелительницы не хватит, чтобы разогнуть мое тело. Но кому-то ведь надо и костры зажигать, а? А тебе, раз уж пришла в себя, хватит тут валяться.

Не говоря ни слова, Каару поднялась с постели и, низко поклонившись старой жрице, вышла наружу, в сумерки. Она медленно шла мимо палаток, в сторону костров, разожжённых в центре лагеря. Как мотылек летит на свет, так и жрица тянулась к огню, туда, где были люди. Где воины распивали хмельные напитки и отмечали победу, радуясь тому,

что в очередной раз обманули смерть.

– Каару!

Девушка повернулась на звук. Конечно, это был Мэрген – этот парень, похоже, был просто везде, и не стоит удивляться, что именно он первым заметил ее.

– Иди к нам, Каару! – звал ее друг.

Немного поколебавшись, но заметив среди собравшихся у костра брата, она шагнула в круг света. Протянув руки к огню, девушка поразилась его теплу, и тому, как же она на самом деле замерзла. Каару сидела, грея руки у огня, когда кто-то всунул ей бурдюк. Не задумываясь, что же там, жрица сделала большой глоток, и тут же закашлялась, так как огненная жидкость обожгла горло. Послышался смех, но не злой, а такой, понимающий, мол «мы все через это прошли». Уже более осторожно Каару сделала еще один глоток, и теперь тепло разлилось по ее телу.

Воины говорили и пили, весело смеялись. Тепло потрескивал костер, хмель согревал изнутри. Сумерки сменила ночь, и во внезапно наступившей тишине Мэрген запел:

У ночи – огненная кровь,Так высечем искру.

От одного из соседних костров раздалась звонкая трель дудочки, вторящая низкому голосу. Все собравшиеся вокруг молчали, вслушиваясь в знакомые слова.

Пусть капля красная сверкнет,Взовьётся на ветру.

Снова пропела дудочка. Она резко оборвалась на высокой ноте, ожидая вступления женской партии. Заметив, что Мэрген набрал воздуха, Каару запела вместе с ним:

Пусть степь тревожно загудит,На струнах трав звеня,Пусть истекает кровью тьма,Пусть истекает кровью тьма –Пускай –До наступлненья дня!

Радостно запела дудочка, к ней присоединилась еще одна, от дальнего костра стал слышен барабан. Подождав немного, Мэрген снова взял ведущую партию – у него был красивый голос, хотя слышно это было только когда он пел.

Ударом звонкой тетивыМы в тёмный небосводЗапустим ярую стрелу –Пусть тучи подожжёт.

Каару инстинктивно подняла голову вверх, к небу, но, конечно, никто не выпустил горящую стрелу. Тратить драгоценное пламя на мелкую забаву никто не стал, даже пьяные от победы и вина воины. Каару снова присоединилась к песне.

Она горящим остриёмОставит шрам во мгле,Чуть напевая на лету,Чуть напевая на лету –И мы,Мы подпоем стреле!