Последний патрон (сборник)
Шрифт:
— Послушай, Снок… — лейтенант Джонс жевал невесть откуда взявшуюся травинку и с холодным любопытством рассматривал две фигуры возле вершины горы. — Ладно, эта парочка наверху нашла тему для беседы, но какого черта мы бездействуем?
— Вы можете попробовать договориться с индейцем, сэр.
— О чем?
— Он должен отпустить полковника.
— Индеец ничего нам не должен. И примерно с таким же успехом я могу попросить его, чтобы он застрелился, — лейтенант поморщился и взглянул на Бредли. — А ты
— Я думаю о том, сэр, что полковника никто не любит. В него может выстрелить любой из наших ребят. А потом он постарается свалить вину на вас. Ведь вы уже стреляли в полковника.
— Я стрелял в индейца! Кроме того, почти все слышали, как щелкал курок его кольта. У Большого Змея кончились патроны.
— Индеец не так глуп, сэр. Он предъявил нам последний патрон…
— Ладно, что ты предлагаешь?
Малыш Бредли усмехнулся. Он сунул в рот трубку и не спеша закурил.
— Прежде чем начать наступление, нужно позаботиться о тыле, сэр.
— Что ты имеешь в виду?
— Поскольку, как я уже говорил, в индейца может выстрелить любой, вы должны быть на виду. Вам нужно алиби, сэр.
— Спасибо за заботу, Малыш. Итак, ты тоже понимаешь, что выстрел все равно будет. Но мне не нужен мертвый индеец.
— Значит должен умереть полковник. Но в него нельзя стрелять.
— Ты отлично соображаешь, Малыш! Интересно, а как ты стреляешь?
— Тоже неплохо, сэр.
— Отлично! — лейтенант Джонс встал и отряхнул форменные брюки.
Присев на валун, он достал сигареты. Солдаты, кто с любопытством, а кто с удивлением, смотрели на своего командира.
— Рядовой Бредли! — рявкнул Джонс.
— Да, сэр!
Бредли подскочил как подпружиненный чертик из шкатулки.
— Там чуть ниже есть ручей. Идите и наберите воды. Можете не спешить, у нас еще масса времени.
— Есть, сэр!
Лейтенант Джонс потерял к Бредли интерес. Он помахал рукой полковнику и индейцу.
— Как дела, ребята? — белозубо улыбаясь, спросил он.
Выстрел был почти не слышен, так как прозвучал довольно далеко, но пуля едва не оторвала Дадли кончик носа. Полковник зарычал и, выхватив кольт, разрядил весь барабан в сторону улыбающегося лейтенанта. Джонс выругался и отполз за валун.
Чинганчгук удовлетворенно кивнул головой.
— Отлично, полковник! Этот тип совсем обнаглел, — индеец не без усилия вытащил кольт из рук Дадли и взвесил его в руке — У вас еще есть патроны? Нет? Жаль.
Полковник уже несколько освоился с положением заложника и прорычал в ответ:
— А пошел ты!..
— Остыньте, полковник. Знаете, чем мы отличаемся друг от друга? Тем, что в отличие от вас я оптимист. Вы удивлены?
— Я скорее возмущен тем, что ты до сих пор жив. Потому ли ты никак не можешь забыть дорогу в спальню Джойс?
— Полковник, ваше поведение становится просто не выносимым! Вы слишком ревнивы и вам нужно изменить свой характер иначе когда-нибудь утром вы умрете
— Я им стану, если ты мне объяснишь записку, которую мне передали вчера. В ней черным по белому было написано, что ты снова припрешься к Джойс.
— Все очень просто, сэр. Записку, о которой вы мне сказали, конечно же написала моя жена. Этой бедной женщиной руководило чувство элементарной ревности. И уж кому как не ей было знать, где я прятался уже дважды и куда, в случае опасности, я сунусь наверняка еще раз? Если хотите, это доказывает мою невинность. Если бы я испытывал какие-то чувства к Джойс, я ни за что не рассказал своей скво о своем вынужденном визите в ее спальню.
Чинганчгук врал. Дикая Лоза догадалась о новой любовной связи совсем не потому, что он рассказал ей об этом сам. Просто Джойс любила духи «Ночь любви», запах которых не испарялся с мужского тела даже после пятидесятимильной пробежки при полном индейском вооружении. Кроме Джойс, в окружности двухсот пятидесяти миль, такими духами не пользовался никто.
Полковник немного подумал.
— Значит, тебя выдала твоя же собственная жена?
— Да и могу привести вам еще одно доказательство. Уверен, что в записке, которую вам подбросили, мне давалась довольно оскорбительная характеристика. Но заметьте, полковник, именно такая характеристика, которую может дать только жена и только своему мужу. Например, я уверен, что она написала вам, что я — бабник. Скажите, полковник, если один мужчина называет другого бабником, должен ли второй воспринимать это как оскорбление? Разумеется, нет. Это, скорее всего, комплемент. Так что все дело в женщинах, дорогой полковник.
— Откуда мне знать, что ты мне не врешь? — в голосе Дадли легко угадывалось сомнение.
— Действительно не откуда. Поэтому попытайтесь и в самом деле стать оптимистом, полковник, и поверьте мне на слово. Такая вера может подарить вам жизнь. В противном случае лейтенант Джонс разделается с нами обоими. Точнее сначала я разделаюсь с вами, а потом он со мной. Впрочем, у меня в отличие от вас даже есть некоторый шанс. Джонс уже давно предлагает мне прогуляться с ним на Золотую Речку. Он гарантирует полный комфорт путешествия. Боюсь, что после вашей смерти я не смогу ему отказать. Нам пора сматываться отсюда, полковник.
— Эй, ребята, — подал голос лейтенант Джонс, — о чем вы там беседуете?
— Заткнись, Верная Рука! — закричал в ответ Дадли. — Тебе нет до этого никакого дела!
— Да? А если вы, полковник, выдаете индейцу наши военные секреты?
Дадли передернуло.
— Ну, подожди, подонок, я еще разберусь с тобой!
— Когда?
— Как только мы вернемся в форт, слизняк.
Джонс расхохотался:
— Да вы оптимист, сэр!
Дадли посмотрел на Чинганчгука. В его глазах появилось что-то такое, что заставило индейца опустить кольт и смущенно кашлянуть.