Последний рубеж
Шрифт:
Со стороны де Робека было жестоко говорить барону такие вещи. Врангель и сам в последнее время все чаще вспоминал слова Слащева: «Идем в набег». Этой роковой фразы барон никогда не простит Слащеву, продолжающему и сейчас донимать штаб главнокомандующего своими рапортами и предложениями, как разбить красных. О, если бы действительно нашлось такое средство! В последние дни барон, как ни старался, не мог скрыть свою растерянность. И вдруг, как бы почуяв, что он нуждается в поддержке, словно снег на голову свалился де Робек.
В сущности, было понятно:
Бросая на него искоса быстрые взгляды, Врангель минутами испытывал тяжелое чувство зависти: ведь и он, Врангель, мог быть полуфранцузом или полуангличанином, если бы его предки нанялись служить не русскому государю, а кому-нибудь из королей Франции или Англии того времени. Случай сделал барона русским, и вот спустя два-три века он попал сейчас в ловушку по милости Клио, будь она проклята. После сражения у Каховского плацдарма барон возненавидел имя богини, принесшей ему столько разочарований и неудач.
Теперь ему думалось: хорошо де Робеку — Британия захватила почти полсвета и ничто ее пока не поколеблет. А Российской империи нет, и некому Врангелю служить. Он слушал доводы де Робека и думал в это время не о судьбе Таврии и Крыма, а о своей судьбе и судьбе всего своего рода. Ошибку сделал его предок, а расплачиваться за это должен он.
— Учтите, господин барон, в маленьком Крыму вы не прокормите свою армию, — говорил де Робек. — Недаром же крымские ханы прошлых веков время от времени выходили в набег за Перекоп и Чонгар, чтобы поживиться добром хлебородных степей Таврии. Если вы оставите красным все эти степи, то с чем останетесь? Ни с чем.
Де Робек выглядит сегодня совершенным добряком. Щеки розово лоснятся, губы горят пунцовым светом, как у барышни. Он не взялся убивать барона, упаси господь, он говорит только то, что обязан говорить. Он просто хорошо служит своим господам, пока еще достаточно прочно чувствующим себя в той империи, которой начали когда-то служить его предки. Несомненно, они оказались счастливее предков барона. И теперь все, что де Робек говорил, резало барона, как острым ножом, а он, Врангель, должен был это слушать и молчать. Обидно, но что поделаешь?
А говорил де Робек вот что:
— Должен откровенно заявить вам, господин барон, в глазах Антанты вы потеряете весь ореол, если уйдете из Таврии.
— Я понимаю, — кивнул Врангель и, решившись, пускает шпильку в адрес Антанты, которая, по его мнению, получив за эти полгода немалое количество зерна, табака и шерсти из Северной Таврии и Крыма, не оказала ему, барону, достаточной помощи: — Если я уйду за перешейки, кредитор побоится остаться без обеспечения своих кредитов и в этом случае не захочет больше нам давать.
— Ну, зачем же так грубо? — разводит руками де Робек. — Просто, если хотите, стратегически важно, чтобы большевики не получили свободу рук вообще
Врангель злорадно подумал в эту минуту: «Ах, так, милый, прочность своей империи защищаешь? Боишься и сам оказаться в моем положении слуги без господ? Ну, так и говори».
На этот раз в беседе де Робека с бароном не было непонятных фразочек, намеков, шуток. Об отношении барона к истории он уже не спрашивал.
Их беседа уже заканчивалась, когда де Робек вдруг спросил:
— Вам известны, барон, подробности умерщвления царской семьи? У нас в Англии об этом сейчас написали… Ужас, — продолжал де Робек. — Но вот в связи с чем я об этом заговорил. У меня есть одно поручение от моей королевы.
— Слушаю, — вытянул шею барон.
— Видите ли, здесь у вас в Крыму находится вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать покойного вашего императора. Так вот, не лучше ли переправить ее на всякий случай к нам в Англию?
— На какой случай? — пожал плечами Врангель, хотя уже понял, в чем дело. — Что вы хотите сказать?
— Вам известно, надеюсь, что ее величество вдовствующая королева Англии Александра и Мария Федоровна — родные сестры. И я полагаю, что Мария Федоровна чувствовала бы себя лучше, если бы перебралась сейчас к сестре. У нас, господин барон, понадежнее. Короче — мне как раз это и поручено: доставить Марию Федоровну в Англию.
— Хорошо, — проговорил Врангель с тяжелым вздохом. — Можете увезти с собой Марию Федоровну. Пожалуйста.
По воспоминаниям барона, решение остаться в Таврии было принято в тот самый день, когда красные сорвали его наступление на Каховский плацдарм. На самом же деле это решение было принято Врангелем тотчас после его беседы с де Робеком.
«1 октября (то есть 14-го по новому стилю) я пригласил на совещание генералов Шатилова и Кутепова. Я предложил своим ближайшим помощникам обсудить вопрос, принимать ли нам бой впереди крымских дефиле или, очистив Северную Таврию, отойти за перешейки. Приняв во внимание всю совокупность условий, мы пришли к единодушному решению: бой в Северной Таврии принять. Это была последняя ставка. Всякое другое решение предопределяло неизбежный конец…»
А он и так пришел, неизбежный конец.
В ночь на 28 октября Конная армия Буденного, за день-два до того наконец подошедшая к Бериславу, не давая себе передышки, стала переправляться через Днепр на Каховский плацдарм. Стояли уже лютые холода, мороз и дождь покрыли землю наледью, и она глухо звенела под ударами кованых лошадиных копыт. За плацдармом лежала огромная степь — серая, неприютная, местами белая от тонкого слоя снега. А над степью нависало такое же огромное, бесприютное небо, затянутое тучами.