Последний сон разума
Шрифт:
Через некоторое время в палате появился и.о. главврача с сантиметром в руках и тщательно измерил ноги Синичкина.
— Двести десять сантиметров! — с улыбкой сообщил он, и участковый от такой радости решил немножко закапризничать и стал требовать вернуть нянечку под названьем Петровна на прежнюю должность.
Кандидату в Книгу рекордов отказать не смогли и послали тотчас за старушкой.
Бывший ассистент отбыл в свой кабинет и стал связываться с Жечкой Жечковым, дабы тот немедленно приезжал и фиксировал рекорд. Но болгарин отсутствовал
— А когда будет? — нетерпеливо поинтересовался и.о.
— Через два дня, — ответили ему.
Ночью Синичкин с удовлетворением отметил, что ноги опять вспыхнули ярким светом, и, спрятавшись под одеяло с головой, он стал рассматривать прозрачные ляжки, в которых на сей раз ничего не перетекало, а казалось, кожа раздута каким-то голубым воздухом, как будто в ноги забралось небо и по этому небу плывут облака.
Красота! — радовался Синичкин.
На мгновение ему показалось, что в подкожных небесах даже пролетела птица, и капитан захихикал, чем разозлил соседа, лежащего возле окна.
— Чего свет зажигаешь? Чего ржешь по ночам?!
Участковый подумал, что это все тот же сосед-сержант, а потому, отключив в ногах свет, командным голосом отчитал нахала:
— Если всякий сержант со слоновьим яйцом будет так разговаривать с капитаном, то завтра он станет рядовым с двумя слоновьими яйцами!
— Во-первых, я не сержант! — донеслось от окна уверенно. — Я полковник! Во-вторых, у меня нет слоновьего яйца, а простой аппендицит, а в-третьих, если вы, капитан, будете мешать спать своим идиотским смехом, то я вам самолично дам в морду!
— Да пошел ты! — не испугался кандидат в Книгу рекордов Гиннесса. — Ишь, напугал, полковник!.. Меня сам генерал привилегирует здесь, так что полковник может живо превратиться в лейтенанта.
Тут Синичкин, конечно, хватил, что быстро понял, так как с постели у окна поднялась крепкая фигура и молчаливо направилась к его кроватям.
Володя здорово испугался и на весь госпиталь позвал:
— Петровна! Петровна-а!
Полковник прервал свое нашествие и остановился посреди палаты, освещенный луной: он напоминал вурдалака из иностранного фильма, напоровшегося на испуганного героя, вооруженного осиновым колом.
— Чего орешь, умалишенный!
— Позовите Петровну-у! — продолжал взывать Синичкин.
— Чего орешь, спрашиваю?! — занервничал офицер.
В коридоре послышались шаги, и полковник, словно мальчишка, запрыгал к своей кровати, держась за прооперированный бок, и спрятался под одеяло по самые глаза.
В палате появилась старушечья фигура в сопровождении двух здоровенных санитаров, оставшихся в дверях. Согбенная, она быстро прошаркала к кроватям Синичкина и задушевно поинтересовалась, чего причитает сердешный, чего взывает к ее немощной помощи?
— Обижают меня здесь! — пожаловался Володя. — Нервно напрягают и психологически давят! А мне на рекорд!
— Кто,
— Полковник.
— Тот, что у окна?
— Ага.
— Так мы ему сейчас сульфазинчик вколем, чтобы не бушевал. А затем в психиатрическое. Здесь не министерство!
Полковник знал, что такое сульфазин, а потому попросту сказал:
— Не надо сульфазинчик!
— Хорошо… — прошептала старушка и погладила своего защитника по голове.
— Спи спокойно, милый.
И Синичкин заснул.
С ним случилось приятное забытье, какое происходит лишь с теми, у кого впереди сплошь счастливое будущее. Ему снились прекрасные рыбки в чудесных водоемах и маленькие птички, порхающие по деревьям с райскими плодами; снилась Анна Карловна, еще совсем молоденькая, с крепким задиком и вздернутой грудкой…
Капитан улыбался во сне, а под утро, часам к пяти, его разбудила ужасная боль и смертельный холод, разлившийся по распухшим ногам.
— Ах, опять! — простонал участковый, трогая снежную корку, и заскулил от боли в голос.
Снова появилась Петровна, а еще через некоторое время и.о.
— Отнесите меня на крышу! — попросил Синичкин.
— На какую крышу? — удивился ассистент.
— На госпитальную.
— Какого черта!
— Умираю-ю!
— Ишь, страдалец! — сокрушалась Петровна. — Как мучается…
— Хочу к небу поближе! — взмолился Володя.
— Да отнесите его на крышу! — пробасил разбуженный полковник, очень желавший, чтобы капитан был не только поближе к небу, но и вовсе переселился на него.
— На крышу так на крышу! — неожиданно согласился ассистент.
Синичкина подхватили санитары, переложили на каталку и повезли к грузовому лифту, который и доставил капитана на крышу.
Видимо, в природе холодало и земля отдавала небу последнее свое тепло. Все пространство заволокло туманом, так что не было видно ни зги.
Что я делаю? — опять спросил себя бывший ассистент, безуспешно вглядываясь в непроглядный туман.
А в это время Володя Синичкин сбросил с себя одеяла и выставил свои гиперноги в пространство, смешивая их белизну с молочностью тумана. Что-то надорвалось на его коже, и если бы он мог видеть сквозь туман, то наверняка заметил бы, как из его ноги вылупилась крошечная птичка, с пчелку, может быть колибри, которая уверенно вспорхнула в густом тумане и полетела в холодную тьму.
Капитан милиции Володя Синичкин вновь родил.
— Все, — сказал он устало, и его отвезли на место.
Оставшееся до утра время с ним провела Петровна, сидя на стульчике, изредка клюя носом, но все-таки верная своему медицинскому долгу.
А на утреннем обходе все заметили, что ноги капитана опять похудели и об установлении рекорда и думать нечего.
— Более мы вас в наш госпиталь не примем! — жестко сказал и.о. главврача.
— Мало того, я буду ходатайствовать, чтобы вас наказали за мистификации и понизили в звании. А теперь одевайтесь и проваливайте из учреждения вместе со своей Петровной!