Последний Совершенный Лангедока
Шрифт:
– Я чист… Я чист… Слава тебе, Господи!
Вдруг он нахмурился и спросил:
– А ты не ошибаешься, Павел Иатрос?
– Неужели ты больше не веришь в мои способности целителя?! – изобразил я обиду.
– Нет, что ты, я верю, верю, как я могу тебе не верить? Но, понимаешь… Болезни тела – это одно, а душа – всё-таки другое, это слишком важно и ошибиться никак нельзя.
– Друг мой, ты – воин. В случае ошибки ты проиграешь сражение, но потом можешь учесть её, собраться с силами и разгромить врага. У целителя же противник всегда один – смерть, и она не прощает ошибок. Мы должны выигрывать всегда. Нам нельзя вести бой
– Прости меня, Павел, – тихо сказал Гильом. – Ты тоже воин, только на свой манер. А я успел забыть тебя и потому усомнился.
– Теперь вспомнил? Вот и хорошо, – улыбнулся я. – Вино ещё осталось? Налей мне немного.
– Господин, позволь спросить, а что было дальше? – раздался голос со стороны ложа, где лежала Альда.
– Ох, прости, мы всё-таки разбудили тебя, – с досадой сказал Гильом.
– Да я давно не сплю, вы так кричали, ужас просто. Только я не помню, как очутилась на этом ложе. Мы ведь сидели за столом…
– Ты устала и задремала, вот учитель и отнёс тебя на мою лежанку.
– Ох, прости, это значит, я спала в твоей постели? – смутилась девушка.
– Не надо извиняться, я сам предложил Павлу перенести тебя. Зато теперь мой подголовный валик будет источать самый прекрасный аромат на свете – запах волос юной девушки, и я по ночам буду вдыхать его и вспоминать, как я был молод и дарил цветы своей возлюбленной. К сожалению, я так и не узнал, чем пахнут её волосы…
Альда покраснела.
– Почему же? – спросила она.
– Ну, наверное, потому, что я не приглянулся ей, – ответил Гильом, и на лице его появилась грустная и мечтательная улыбка. – Она предпочла другого. Разве девушек поймёшь? Вам с Павлом улыбнулась Пресвятая Дева, ведь вы нашли друг друга, а это случается так редко в нашем злом мире. Берегите свою любовь, ничего дороже этого нет, уж поверьте стареющему рыцарю, у которого никогда не было семьи.
Гильом смутился и кашлянул в кулак.
Альда одним гибким движением соскользнула с ложа, подошла к столу и вдруг поднесла руку крестоносца к губам.
– Я слышала твою исповедь, господин, – сказала она. – Учитель прав, в тебе нет зла, ты чист перед Господом, поверь мне, я немножко ведьма и умею видеть души, помеченные печатью преисподней. Только не говори никому об этом, – улыбнулась она, – а то меня сожгут на костре.
Лицо рыцаря разгладилось, мне показалось, что он поверил словам Альды даже больше, чем моим, столько силы и искренности было в её словах.
– Сядь с нами, – сказал он, – прошу тебя. Ты ведь больше не хочешь спать? Я расскажу, что было дальше.
Три дня войско оставалось под стенами разрушенного города. Пожары никто не тушил, и они прекращались сами собой, когда гореть было уже нечему. Запах гари смешивался со смрадом гниющих трупов. Никто не решался войти в город, да и незачем было это делать. До начала штурма мы видели из-за крепостных стен крыши домов, башни, кресты на церквах, а теперь всё это исчезло, осело, провалилось. От жара в нескольких местах расселись городские
– И что же дальше? – спросил я. – Я ведь теперь тоже крестоносец, и могу спросить, что нас ждёт, какова дальнейшая судьба похода?
– Что ж, это не тайна. Всё войско знает, что нам предстоит осада и штурм Каркассона.
Глава 17
– Ох, что-то мне нехорошо, – выдохнула Ольга, откидываясь на спинку стула.
– Принести воды? – испугался я. – Или вина?
– Ничего не надо, сейчас пройдёт. Извините меня, как-то я… Ну… Не ожидала такого ужаса… Это ведь не кино, это было на самом деле. Если Крестовый поход начался с такого , то что же дальше-то будет?
– Религиозные войны всегда отличались жестокостью, – пожал плечами Георгий Васильевич. Люди вдохновенно уничтожали друг друга, в сущности, за право молиться одному и тому же богу, только на свой манер. Альбигойские войны с разной степенью ожесточённости тянулись более тридцати лет. Конечно, хватало всякого, но могу вас утешить – второго Безье не было. Или не будет? Не знаю, как лучше сказать. В общем, первое сражение стало самым жестоким и кровавым.
Ольга задумалась, и вдруг испуганно взглянула на дьявола.
– Получается, что вы… Вы…
– Вы хотите сказать, что я был свидетелем бесконечной череды насилий, из которых, собственно, и состоит история рода человеческого? Разумеется, был.
– Но это ужасно!
– У каждого своя работа, – усмехнулся дьявол, – ну, и потом, иногда удаётся кое-что подправить.
– Подправить? – удивился я. – Как же так? Вы же… э-э-э…
– Нечистая сила? – подсказал Георгий Васильевич.
– Ну да, вроде того…
– Вы ошибаетесь. Дьявол – совсем иная сущность. А нечистая сила – это всякая нематериальная мелочь вроде ваших домовых или английских брауни, вот те да, иногда пакостят по мелочам.
– Разве домовые существуют? – удивилась Ольга.
– А кто сейчас из вазы яблоко стащил? – Георгий Васильевич показал глазами в угол. Я оглянулся и боковым зрением увидел серую размытую тень, метнувшуюся под сервант. – Малый народец всегда жил рядом с людьми, он – порождение их суеверий; фантазии, знаете ли, имеют свойство материализоваться. Некоторые виды нежити навсегда уходят в тень, растворяются во времени, а некоторые, наоборот, нарождаются. Вот, гремлины, например. Раньше ведь их не было. Они – овеществлённые страхи вашего техногенного века.