Последний танец Кривой белки

Цуприков Иван

– Зачем пришел ко мне?
– спросил он у Михаила.

– Выздороветь, - прошептал он.

– Иди к Хромой Белке, он знает, как тебе помочь, - улыбнулся дед, и в то же мгновение, его морщинистое, коричневое лицо стало покрываться перьями, рот с носом превратились в клюв, а руки - в крылья. Филин вспорхнул с ветки и скрылся в ветвях деревьев.

С испугу Михаил не удержался на ногах и сел на землю.

– Вставай, Мишенька, проснись.

– Да, да, да, - открыл глаза Михаил и сощурился от яркого солнечного света, пробивающегося через еловые

ветки.
– Ты видал?
– спросил он у Муравьева.

– Что видал?
– не понял его Виктор.

– П-пыг-ока.

– Если говоришь о старике-филине, то правильно сказать Йипыг-ойка.

– Йипыг-ойка. Да, да.

– А, ну, еще повтори?
– попросил его Муравьев.

– Йипыг-ойка.

– Что он тебе сказал?
– прищурившись, смотрит на Михаила Виктор.

– Хода.

– Куда?

– Балка хромая.

– Во-от, как, - привстал Виктор.
– Я сначала подумал, что ты дымом отравился.

– Чта?

– Когда сюда пришел?

– Ночь, вода, гда дам?
– развел руками Михаил.

– Ты не дошел пятнадцати шагов до избы, - прошептал он.
– В принципе, Мишенька, все правильно и сделал. Растерялся - успокойся, соберись мыслями и прими правильное решение: утро вечера мудренее.

Глава 9. Погоня

Рюкзак давил снизу, и сколько Михаил не пытался его повыше натянуть себе на спину, через минуту-другую он заново сползал и давил на ту сторону, где приблизительно находилась правая почка.

Когда Виктор остановился перед обрывом, он обернулся к Михаилу и сказал:

– Посмотри, вот о чем я тебе говорил.

Обломанный сук на березе был толстым, размером с большое яблоко. Обломан так, как будто его откусили. Подойдя к нему поближе, Михаил отказался от первой мысли, он сломан как сухая ветка, без вытянутых древесных волокон, только внизу они остались, да чуть-чуть вытянутой коры.

Указав на них, Михаил легонько ударил ребром правой ладони по левой руке.

– Да?
– удивился Виктор.
– Так, кто же это мог так сделать? Человек?

– У-у, - покачал головой Михаил и, вытянув правую руку вверх, подпрыгнул.

– Великан, значит?
– смутился Муравьев.
– Самого большого медведя здесь я убивал метра два с половиной ростом. Медведь это сделал?

– Нат, - покачал головой Михаил, - и провел пальцами по стволу березы.

– Что ты хочешь сказать?
– не понял Виктор.
– Ни одной царапины на дереве нет.

– Та-а?
– вопросительно посмотрел на Виктора Михаил и указал рукой на ветку, метра на четыре, пять выше по стволу дерева.

– Что?
– снова не понял мысли Михаила Виктор.

– Там.

– Что там?
– Виктор задрал голову вверх и стал внимательно осматривать ветки.
– О-о, там похоже глухарь.

– Та?
– улыбнулся Михаил, и показав рукой правее, сказал.
– Там.

–

А что там?
– Виктор встал на краю бугра и снова, прищурившись, всматривался в вершину дерева.
– Хм, еще один глухарь. А, ну-ка, погоди, - и, скинув с себя рюкзак, положил на него ружье и, уцепившись руками за нижние обломанные ветки дерева, полез вверх.

"Удивительно, - подумал Михаил, - мужику семьдесят, а лазает по дереву, как мальчишка, сноровисто".

Первое, что скинул Виктор, были глухариные крылья. По их размеру трудно определить возраст птицы. Расшатав верхнюю ветку, с нее на землю он скинул вторую пару крыльев.

Рассматривая их, Виктор пришел к выводу, что птицы были разорваны, а их крылья, не заинтересовавшие животное, убившее глухапей, были выдраны со шкурой и заброшены на дерево.

– А птицам года по три, даже по пять, - сказал Муравьев.
– Глухари килограмм по пять, никак не меньше были.

Он помог Михаилу вытащить из воды березовую ветку и, струсив с нее воду, начал внимательно осматривать со всех сторон.

– Ха, ты посмотри, - окликнул он Михаила, - в середине веток два пера от хвоста глухаря и, более того, шкура, стянутая с его головы, как и клюв, раздавлены, будто пожеваны. О-па, беги сюда!
– вскрикнул от неожиданности Муравьев.
– Смотри, - и показал рукой на подавленную часть ветки, - будто ее в руках держали, как палку, как хворостину, и гоняли этих птиц, как стрекоз летающих сбивая. Ничего себе, Мишенька. Вот такие вот дела. Смотри, как продавлена она в трех местах, словно пальцами и ладонью. Что же это за ладонь великанья?
– вопросительно посмотрел Муравьев на Михаила.

Степнов пожал плечами и улыбнулся.

– Ты думаешь, что это я ее здесь топориком помял, чтобы тебя разыграть.

Михаил в ответ, не пряча улыбки, кивнул головой.

– А, вот, на, выкуси!
– Виктор показал Михаилу кукиш.
– Я был-то на кордоне, там, - и махнул рукой в сторону реки.
– Сейчас пойдем туда, я тебе такое покажу. Ничего себе, - отбросив в сторону птичьи крылья, ухватился он за рюкзак Михаила и поднял его, ожидая, когда тот повернется к нему спиной. Но Степнов, показав рукой на выпуклость в нижней части рукава, сказал:

– Б-боло, боло тават.

– О, как научился говорить. Так, я тебя через недельку-другую, глядишь, и верну Кузьме. Дальше уж сам будешь учиться говорить, а у меня дел здесь, знашь, сколько? У-у, мне Тишка Рыскин из своего выводка обещал волчью пасть отдать с сучкой? Тоже из волчьего выводка, только с казымской стаи, а волчья пасть с пунгинской стаи. Не могу уже, даже не верится, что такое богатство получу.

У-у, Мишенька, так я тогда на зиму себе и пару лосей добуду, и оленей с десяток. У него рядом дикарь пасется. Крупный олень. А Яшка Рыскин обещал избу поднять мне зимой на Эсстыторе. На том озере олень круглый год пасется. А окунь там не меньше килограмма живет. А щука - до шести килограммов попадается. Там рай, настоящий рай для меня, старость будет радостная. Ханты меня не бросят, шаман тоже.